То «заика», то «золотуха»

Выжав руками свою тёмную длинную копну волос, превратившуюся окончательно в крысиные и мышиные хвосты, девушка продолжала сидеть на белом кафеле пола, облокачиваясь на стенку из него же, хоть уже и «чёрного» и пристроившись головой к деревянной белой тумбе, покрытой той же мелкой, чёрно-белой и через одну, плиткой со встроенными белыми умывальниками; и с зеркалами над ними — в позолоченных рамах, кусая губы до крови и раздирая кожу ладоней покусанными ещё и до ногтями, то и дело поднимая голову к чёрному потолку с выключенным, как и никогда вовремя, ярко-белым светом, не молясь, а с силой сжимая веки, лишь бы не заплакать, а там и «расплакаться-разреветься», скатываясь уже вовсе на пол и образуя собой же — калачик-эмбрион: в мечтах лишь надеясь — слиться с ним или провалиться сквозь него; а лучше — всё и сразу! Ведь и опять, нет, «снова», снова — она стала посмешищем, снова — и грушей для битья, овцой для надругания и… «поругания», которую шпыняют всегда и во всём — почём зря. А и точнее — шпыня-ет и стая же волков; во главе, конечно же, с «ней» — альфой! А что — она?.. А она и не может им и ей же всё — ответить. Не может сделать — так же! Не «так» — её учили воспитатели и учителя. Не так учил — и весь персонал, в том или ином, этого самого «дома»! И вот если бы только были — родители… Да и они бы сделали — точно так же! Пусть и папа ещё, возможно, и обучил бы удару, какой-нибудь и стойке, но и только же — чтобы предупреждать и отбиваться, блокировать и держать, сдерживать удар; но и точно — не лезть и «первой» же всё на рожон: никогда не разжигать конфликт и «самой»! Что она, в принципе, и делала — без него и… них, изо дня в день, огребая за свою же «ангельскую добродетель» и такое же желание видеть во всех: хоть что-то хорошее и «светлое». А даже и «тем более» — в самой кромешной тьме. Пока сами — не докажут обратное! И верно говорят: «Благими намерениями — …».

— Ну вот и стоило оно — того?!.. — Раздался грубый мужской голос со входа в женский туалет. За чем — тут же последовал щелчок чёрного пластикового выключателя и скрип белой деревянной двери на металлических же петлях, что давно не смазывались: от того — и резали уши; как и яркий же свет — глаза.