— Воу-воу!.. Спрячь иголки, малая. Я же — свой! — Усмехнулся парень, сразу же проходя и подходя ближе к ней, чтобы и затем — сесть на корточки перед, раскрыть её «завесу» руками и внимательно рассмотреть её личико, на предмет ран и синяков, пока и сама же девушка, как в первый раз, рассматривала его, его же внешний вид и вновь дивилась тому: насколько же дресс-код, на самом-то деле, и не важен — в данном вопросе. В вопросе — «видовости»! Как и внешнего, внутреннего состояний. Ведь и демон «демоном», а и хоть раз бы пришёл — в чём-то свое-чёрном, хотя бы — и с платком, банданой или и в тех же всё носках, так нет!.. Но и зато — в его арсенале, под и эту же всё «её тематику-эстетику», были татуировки, в виде и полностью же забитых «рукавов», груди; и лишь ещё почти — шеи, под библейскую, конечно же и хоть где-то, тематику: с раем и семью добродетелями — на правой руке; и адом с семь же грехами-пороками — на левой. Остального, а оно определённо было — девчачьи, а там и «мальчишечьи» сплетни буквально и «лились» же рекой из каждого утюга, она не видела: вылавливая его периодически и «почти» же всё при всём-полном же «параде» — разве что в майке и на утренней зарядке или вечерней тренировке! И ведь не скажешь, что не принимает себя, как и свою же «суть». «Принимает»!.. И ещё как. «Чудит» же, подчас, больше — неё же самой: чем, безусловно и по большей же части, «расположил» к себе «высших» и в свои двадцать два — до сих пор прозябал здесь; идя в положении и сторону — её и её же (не)подруги. Хоть и ходя же, опять же, только — в светлом! Ну а если вдруг и тёмном — то только «цветном». Не «чёрном»! Подкрепляя её же всё и теорию — о смешении цветов и том, что: и в свете есть тьма, как и во тьме же всё — свет. И что всё ещё может быть и «будет» — к лучшему в худшем, после худшего же в лучшем, если постараться! Например!.. Надеть белую рубашку, закатанную до локтей и расстёгнутую до груди — под низ же светло-зелёного пиджака, светло-серые брюки, поверх чёрных же лакированных туфель на небольшом квадратном каблуке — и выйти «в свет». Казалось бы!.. Но и такое же всё: приятное исключение из правила. «Исключение», да, так и смотрящее сейчас на неё своими сощуренными тёмно-карими, почти и чёрными, ну и хоть где-то, глазами — в окружении чёрных же, опять же всё — против природы до конца не попрёшь, длинных ресниц, со сдвинутыми к переносице большого и узкого носа тёмными широкими бровями — на высоком лбу, да ещё и на который же то и дело спадали его тёмно-каштановые короткие прядки — из зализанной назад «причёски», с выпирающими скулами — под бледной кожей; и сомкнутыми в одну полоску пухлыми губами — над мощным и угловатым подбородком. Такое прекрасное и даже «идеальное», «с иголочки», исключение из правила!.. Когда же и она — если уж и не «мышь слепая», то крыса мокрая и «тупая», из канализации и… у той самой же всё сантехники! Не далеко ушла. Да и было бы куда, если уж и не «откуда»!.. Так ещё и в белом же платье, длиной и чуть ниже колен, спущенном с плеч и на голое же тело, белых же лакированных лодочках на низком ходу; с россыпью белых теней — уже и на нижних веках, подтёками от чёрно-белой, всё же, туши — там же, дорожками слёз — у почти и съеденных, уже даже и в «мясо с кровью», бежевых губ; и растёртых светло-розовых румян — в сторону ушей и волос. «Прекрасно»!.. Ей ж тут — самое оно и место. — Почему ты не даёшь «мне» тебе помочь? — Сморщился он. Но и не от её вида и своего же к нему и ней (не)отношения, а от своего же вида и такого же отношения — к этому всему. «Наплевательского». Да ещё и не без её «помощи»!.. А и точнее — её отсутствия, как и просьб, криков о помощи. — Я бы с первой встречи им показал — «кто» в доме хозяин!
