То «заика», то «золотуха»

Что ж, но и просить о том, чтобы вокруг не собиралась толпа — было и впрямь бесполезно: драки и смерть — всегда как притягивали, так и будут же «притягивать» зевак. Как ни крути, да, но это так! Любое горе — интересней и слаще, захватывающе, чем такое же и «счастье»: ведь и не вызывая зависти и жалости с состраданием, слабости — оно вызывало силу и злорадство. Воззвало, притянув, и в этот раз. И всех же домочадцев! Ну а девушке же и до — лишь оставалось молить да и только о том, чтобы Тёму запрягли где-то, не столько и важно — где, сколько — как и насколько, «на тяжело» и «подольше»! И лучше бы ещё — и «подальше» отсюда. Пусть даже — и в том же всё его любимом спортзале: с тренажёрами. Или на таком же заднем дворе у леса — и с деревянными же брусьями и турниками. Но и эта мечта-мольба — не исполнилась! Ведь и он уже — стоял там! Не в куче народа, окружившей жертву-её, как на ринге и частью, коршунами же, летающей над головой, а частью и гиенами — ходящей вокруг, почти топча и приминая остальных же, чтобы лучше видеть. Он стоял — у входа! Только же и открыв — одну из двух створок белой деревянной входной двери с двумя золотыми большими кольцами. Но и этого же хватило, чтобы разглядеть случившееся: где-то — над всеми, а где-то — и меж ними. Да и просто — услышать и почувствовать. Ощутить — соль и металл, повисшие в воздухе. И сложить: два плюс два. А и точнее вычесть и: один минус один! Упала — не сама: ей помогли! А судя по ранам и уже почти «зацветающим» синякам — «хорошо» помогли. Ну а ему же, в свою очередь, нужно было помочь — им. И в обратку. Ответить. Или одной: «ей». На месте уже разберётся! И, тут же сорвавшись с места, рванул обратно, сметая всё и всех, вся на своём пути — в поисках лишь одной личности, «своей» уже жертвы и именно для «хищника», желающего ответного мяса и такой же крови. Ответных и слёз! Желательно — только на его глазах. Не подпуская — «ту»! Олесю же, что и более-менее же уже привстав и встав, пустилась сразу же вслед за ним, лишь и делая попытки бежать, но и только идя, не быстро, прихрамывая и то и дело: опираясь разбитыми руками на белые же бетонные стены, волоча побитые ноги по светло-бежевому же паркету и под чёрным же, отражающим всё, потолком. Словно бы — и ад уж разверзся! И бездна не только взглянула в бездну, но и поглотила всех и вся, всё, поселившись рядом: уже и не напоминая о себе, между фраз и тонко намекая, говоря, а там и крича прямым текстом: «Я — над вами; и вас — вижу! За всеми — слежу! Всё и всех, в том числе и про «всё» — знаю! Скрупулёзно и дотошно выбираю; и сразу — прибираю!».