Точка

— Кстати, — инспектор Шульман, тихий, одного возраста с Искиным, гладко выбритый мужчина в очках, постучал ногтем по документам, — вы знаете, что со следующего года вы не сможете претендовать на денежное пособие?

— Почему? — спросил Лем.

— Вы зарегистрированы уже три года. Считается, что за это время вы должны ассимилироваться и найти работу. В ноябре ваше пособие будет аннулировано.

— Извините, — сказал Искин, — но беженцев в городе много, а работы почти нет.

— Вставайте на биржу.

— Я состою там уже полтора года.

— Вы думаете, это моя проблема? — тихо спросил инспектор. — Уезжайте.

— К морю, — пробормотал Искин.

— Что?

— Мне как раз советуют податься к морю, — усмехнулся Лем.

— Правильно советуют, — кивнул Шульман. Очки его сверкнули, ловя свет лампы. — Поверьте, если вы не устроились здесь за такой срок, то будет лучше вам попытать счастья в другом месте. Собственно, мы говорим это сейчас и новоприбывшим беженцам. Некоторые сразу пересекают нашу страну транзитом.

— И кто их принимает?

— Португеза. Греция. Алжир.

— Там же война, — сказал Искин.

— Где?

— В Алжире.

— Значит, Тунис. Но это не важно. Вы же наверняка работаете, только не легально. Скажите спасибо, что вам это позволяют.

— Видите меня насквозь?

— Вижу, — сказал испектор. — Вы хорошо одеты для безработного.

— И то, что мне не получить местную аттестацию, тоже видите?

Шульман пожал плечами.

— Если у вас есть техническая или иная специальность, то для работы по ней нужны подтверждающие документы.

— Из Фольдланда?

Искин издал смешок. Инспектор позволил понимающе улыбнуться.

— Можете получить образование по специальности здесь.

— Это стоит денег, господин инспектор. И времени.

— А что вы от меня хотите, господин Искин? — посмотрел на Искина Шульман. — Есть правила. Есть государственные интересы. У нас, извините, не такая экономическая ситуация, чтобы носиться с каждым беженцем, как с драгоценностью. У нас своих ртов… И помощь от лиги наций урезают с каждым годом. Считается, что поток мигрантов из Фольдланда находится под контролем. Вы знаете, что у нас одних инвалидов после войны — триста тысяч? А у вас — две ноги, две руки, голова…

— Спасибо, я понял, — поднялся Искин.

— Я очень на это надеюсь, — сказал инспектор.

На складе Искин по корешку получил вещевой мешок с пятью пачками рисового концентрата и семью пачками пшенной каши, три банки сахарина, две банки свинины и пять пачек чая. Также ему выдали на месяц зубного порошка, бритвенных лезвий и мыла.

— Ого! — оценила Стеф.

— Ничего не «ого», — сказал Искин мрачно. — Раньше давали больше.

— А ты будешь делиться с Ирмой?

— Обязательно, — Искин приладил мешок на плечо.

— Тогда давай ей отдадим пшенную кашу, — попросила Стеф. — Я никогда ее не любила. Значит, невелика потеря. А рисовый концентрат оставим себе. Из него даже торт испечь можно! Я тебе испеку!

— А свинину?

Девчонка вздохнула.

— Хорошо. Одну банку.

— Хм, ты щедрая, оказывается.

— Вообще-то я учусь у тебя, — сказала Стеф.

— Ты молодец, — похвалил Искин. — Кстати, давай-ка мы заодно сдадим анализы.

— Ты?

— Нет, ты.

— Я? Пап, вообще-то я уже не хочу. Фруктовая вода вся вышла.

Искин улыбнулся. Папа и папа. Так можно и привыкнуть. Предупредить что ли Берштайна и действительно махнуть на море? Пусть Мессер разбирается с заражением самостоятельно. Вроде умный мужик, осилит. А посвящать безопасника в интимную жизнь обитающих в себе юнитов Искин в любом случае не собирался.

— Значит, возьмут на анализ кровь.

— Из вены?

— Да, из вены. Боишься?

— Не люблю. В Фольдланде брали каждый год.

— Зачем?

— Я не знаю, — пожала плечами девчонка. — Программа здоровья нации.

Они дошли до одного из медицинских корпусов. Люди входили и выходили. Пахло специфически — хлором, мочой, нашатырем. У дверей курил санитар в форменной зеленой куртке. Внутри гардероб принимал верхнюю одежду.

— Пап, — сказала Стеф, оттягивая Искина на ступеньки крыльца, — я кое-что вспомнила.

— Что?

— Я уже сдавала кровь. Нас возили на фабрику и хотели дать работу. Надо было то ли шить, то ли мотать пряжу. Три пятьдесят за смену!

— Серьезно?

— Давай я сдам завтра? — с надеждой посмотрела девчонка.

— Завтра у нас «Сюрпейн», — сказал Искин.

— После «Сюрпейна»!

— Все-таки боишься?

— Знаешь, какой иглой нас кололи в Кинцерлеерне? Я все думала, что мне насквозь локоть проколют!

— Ладно, погоди, — Искин вспомнил про внучку Отермана. — Который сейчас час?

Стеф поднялась к санитару. Искину не было слышно, что она спросила его, но тот с готовностью повернул запястье, блеснув стеклом наручных часов.

— Два двенадцать! — возвращаясь, перескочила через ступеньку Стеф.

А Отерман будет ждать до без пятнадцати три. За полчаса на Гроэке… нет, на Литмар-штросс… На омнибусе впритык. Надо брать такси.

— Хорошо, — решил Искин, — едем домой.

— Класс!

Они пошли к воротам.

— Ты погоди радоваться, — Искин подбил вещевой мешок на плече. — Я завтра работаю. Поэтому сюда тебе придется пойти с кем-то другим.

— Я могу сама, — сказала Стеф.

— Я попрошу Генриха-Отто. У него, кажется, выходной.

Девчонка остановилась.

— Это, между прочим, не правильно.