Точка

— Если помнишь, это было одним из условий твоего проживания.

— Сдать анализы с Бальтазаром? — фыркнула Стеф.

— Помириться с ним.

— Мы, вообще, не ссорились.

Искин развернул девчонку к себе.

— Стеф, — сказал он, глядя в обиженные карие глаза, — когда ты в силу каких-то обстоятельств, предпочитаешь делать не то, что должна делать, ситауция всегда становится только хуже. Сама же отказалась от анализов сегодня.

— Я передумала.

— Уже поздно.

— Почему?

— Потому что теперь нам необходимо быстро поймать такси.

Искин вытянул руку на краю тротуара. Стеф, помедлив, встала в метре от него и вытянула свою.

— Не злись, — сказал Искин.

— Знаешь, — сказала Стеф, посопев, — сейчас твои шансы поехать со мной к морю очень понизились.

— Прости.

Автомобили проезжали мимо. «Австро-даймлеры» и «штейры» соревновались с «мерседесами» и «порше». До голосующих отца то ли с дочерью, то ли с сыном им не было никакого дела. Наконец впритирку к тротуару подкатил новенький «фольдсваген», видимо, буквально вчера сошедший с конвейера в Вольсбурге и купленный городским бюро перевозок. Черный низ, кремовый верх.

Искин открыл дверцу.

— Литмар-штросс, Гроэке-штросс.

Водитель, молодой, усатый парень в коричневой замшевой куртке кивнул.

— Садитесь.

Он подвел счетчик. Стеф забралась на заднее сиденье, и Искин передал ей мешок.

— Я выйду на Литмар, — сказал он ей. — Тебе придется готовить и ужинать одной. Справишься?

— Пфф! — сказала Стеф.

— Если что, иди к Ирме. Ну, если там…

— Господин… — позвал водитель. — Здесь нельзя долго стоять.

— Да-да.

Искин плюхнулся на переднее пассажирское сиденье и сразу полез за портмоне. Такси тронулось, громко защелкал счетчик, отмеряя метры пути. В маленьком окошке, позвякивая, двадцать грошей за посадку превратились в двадцать пять.

Дзонн! В тридцать.

— Сначала на Литмар, к полицейскому участку, — сказал Искин, вынимая купюру в десять марок. — Знаете, где это?

— Конечно, — сказал водитель.

— Потом к общежитию на Гроэке, что у шоссе на Весталюдде.

— Понял.

— Вот десять марок, — Искин положил банкноту рядом с рычагом переключения скоростей. — Сдачу отдайте дочери.

— Хорошо.

Водитель прибавил скорость. Они вывернули на длинную, изломанную Плоймар-штросс, которая шла через центральные районы. По-остмаркски крепкие, низкие дома под дранкой и черепицей уступили место железобетонным колоссам, желтые, светлые фасады — серым стенам под маркизами и витринному стеклу.

— Стеф, — повернул голову Искин, — я буду поздно. Ты не жди, ложись спать без меня. Да, вот ключ.

Он передал девчонке ключ от комнаты.

— А ты? — спросила Стеф.

— У меня — дела, — сказал Искин. — Может быть, я вернусь уже утром. Наверное, это даже более вероятно.

— Я поняла, — сказала Стеф.

Она помрачнела и скрестила руки поверх вещевого мешка, стоявшего на коленях. Искин, отворачиваясь, вздохнул.

— Это не то, что ты думаешь.

— Я ничего такого не думаю, папочка, — сказала Стеф.

Искин почувствовал пинок по спинке сиденья.

— Стеф…

Сбоку понимающе завел глаза водитель: ох уж эти дети! Никакой личной жизни не оставляют родителям.

— Стеф, я не понимаю…

— Ты уже на десять километров дальше от моря!

Пощелкивал счетчик. На очередном повороте солнце выстрелило в лобовое стекло, заставив Искина дернуться и прикрыться рукой, почти ослепнув. Сквозь пальцы зарябили тени буков и тополей. Водитель прижался к рулевому колесу. Промелькнули здание почтамта и площадь имени Вальтера фон дер Фогельвейде с мраморной фигурой, простершей руки над городом. Кажется, поэт какое-то время служил придворным миннезингером у местного герцога. В одной руке — лютня.

Дзонн! Три марки сорок пять грошей, если скосить глаза.

«Фольдсваген» неожиданно вильнул и прижался к обочине. Совсем рядом выросла ограда из чугунных прутьев, прутья украшали щитки с двуглавыми орлами. За оградой стояла пара полицейских автомобилей.

— Литмар-штросс, — сказал таксист. — Полицейский участок.

— Спасибо.

Искин принялся выбираться. Стеф демонстративно отвернулась. Наверное, надо было что-то сказать ей, соврать, разрешить купить на сдачу сладостей, но Искин не придумал ничего, кроме неумной шутки.

— Весь концентрат не слопай, — сказал он.

Глупо.

Стеф ничего не ответила, лишь шевельнула плечом, руки ее обняли мешок, а Искину вдруг сделалось так тоскливо, так неуютно, так тошно, что он, поймав в пальцы один из прутьев ограды, почти зайдя во двор полицейского участка, шагнул назад.

— Стеф…

«Фольдсвагена» уже не было у обочины. Уехал. Несколько секунд Искин стоял неподвижно, уминая в себе странное чувство, будто он упустил что-то важное, не сказал, не выслушал, сделал что-то не так. Во рту скопилась противная, кислая слюна. Далеко до моря… Неужели это расстроило? Или сам вид Стеф, повернувшейся к нему затылком?

Ну, дурак, дурак, сказал себе Лем.

— Господин Искин?

От Гроэке-штросс к нему подошел Отерман. Был он в старомодном темном костюме, при галстуке и в шляпе.

— Здравствуйте, — сказал Искин.

Отерман пожал ему руку.

— Вы пунктуальны. Вам действительно так важно проверить мою внучку?