К утру погода окончательно испортилась. Небо от горизонта до горизонта затянуло плотными насморочными тучами, из которых с тупым, сводящим с ума упорством сеялась неприятная липкая морось, представлявшая собой что-то среднее между снегом и дождем. Эта неопределенная субстанция таяла, едва коснувшись земли, и рубчатый бетон взлетно-посадочной полосы мокро поблескивал, наводя на мысли об отсыревшей обуви, насморке, аспирине и прочих неприятных вещах. Вершины гор прятались в облаках, из-за чего скалистые пики казались усеченными почти у самых оснований, вода медленными извилистыми ручейками ползла по покатым бортам стоящих у края аэродрома с зачехленными двигателями вертолетов, тяжелыми каплями срываясь с лопастей и антенн.
Только что приземлившийся военно-транспортный самолет тоже поблескивал от влаги. От носа до кончика хвоста он был причудливо размалеван камуфляжными полосами и пятнами, из-за чего слегка напоминал гигантского летающего ящера с туго набитым брюхом, который присел здесь, чтобы немного передохнуть. Его винты вразнобой сделали несколько последних оборотов и замерли, почти касаясь мокрого бетона. В дальнем конце полосы показалась какая-то темная, едва различимая за серой дымкой ненастья точка. Приблизившись, она словно разделилась, оказавшись двумя едущими друг за другом автомобилями — шикарным серебристым «мерседесом» и командирским «уазиком» с мокрым брезентовым верхом и легко узнаваемой эмблемой ВДВ на дверце. Описав широкую дугу, машины остановились в десятке метров от хвоста транспортника, вблизи производившего неизгладимое, почти пугающее впечатление своими гигантскими размерами. Было невозможно понять, как такая махина ухитряется часами держаться в воздухе; впрочем, никто из людей, сидевших в машинах, подобными вопросами не задавался: особо впечатлительных среди них не было, да и привычка, как известно, может примирить человека с чем угодно, превратив любое чудо в обыденность.
Из «уазика» на бетон взлетно-посадочной полосы неторопливо выбрался хмурый Быков в пятнистом армейском бушлате без знаков различия. Воротник бушлата был поднят, козырек форменного кепи без кокарды низко надвинут. Руки Роман Данилович держал в карманах, имея вид человека, не сломленного следующими один за другим практически без перерыва ударами судьбы, но изрядно ими утомленного и раздраженного.
Из «мерседеса» вышел рослый водитель в кожаной куртке, надетой поверх делового костюма с белоснежной рубашкой и темным однотонным галстуком. В руке у него был зонт — не складной китайский, а солидная, длинная трость с удобно изогнутой рукоятью красного дерева и без намека на так называемую автоматику, которая вечно норовит выйти из строя в самый неподходящий момент, оставив хозяина с непокрытой головой под проливным дождем.
Не обращая внимания на блестевшие на бетоне мелкие лужи, водитель подошел к задней дверце «мерседеса», раскрыл зонт и только после этого потянул дверную ручку. Из полутемных недр кожаного салона выбрался, перекочевав под услужливо поднесенный зонт, человек в строгом черном полупальто и костюме того покроя, который большинство россиян могут увидеть разве что по телевизору, в программе новостей, повествующей об очередной встрече между главами государств или парламентских слушаниях в Думе. Он был среднего роста, прямой и подтянутый, со слегка тронутой сединой темной густой шевелюрой и аккуратной полоской усов, щетинившихся под крупным, украшенным характерной горбинкой носом. Угадать его возраст по лицу было сложно: сколько его ни разглядывай, оно производило двойственное впечатление, наводя на мысли то о юнце, выглядящем значительно старше своих лет, то о превосходно сохранившемся зрелом мужчине, вплотную приблизившемся к полувековому рубежу.
Сопровождаемый водителем, который по-прежнему держал над его головой зонт, он двинулся навстречу Быкову, но замедлил шаг и остановился, увидев еще один «уазик», что, разбрызгивая мелкие лужи, подкатил к самолету. Из кабины молодцевато выпрыгнул военный в полевой форме с подполковничьими звездами на погонах и с красной повязкой на рукаве. С деланым безразличием покосившись в сторону живописной парочки с зонтом, вид которой воскрешал в памяти сцены из «Крестного отца», подполковник козырнул Быкову и обменялся с ним рукопожатием.
— Ну что там слышно? — спросил Роман Данилович, отрицательным покачиванием головы отказавшись от предложенной сигареты.
— А ничего, — ответил подполковник, с легким разочарованием пряча в карман пачку. — В Багдаде все спокойно. В оперативных сводках тишь, гладь да божья благодать.
— Вот и хорошо, — сказал Быков.