«Вот и пообедал! — горькой досадой промелькнуло в голове. — До ресторана теперь нескоро доберусь». О том, что это могло быть намеренное покушение, думать не хотелось, только правая рука автоматически нырнула под пиджак, нащупывая в кобуре пистолет. Еще для подобных случаев у меня имелось удостоверение сотрудника германской разведки БНД. Это совсем не то же самое, что гэбэшная ксива в Москве — дорожная полиция Берлина строга ко всем в равной мере, но благодаря довольно долгому влиянию старшего брата — Советского Союза — для некоторых немецких граждан представитель спецслужбы все-таки является человеком высшей касты. Однако сейчас с волшебной пластиковой карточкой торопиться явно не следовало.
Водитель «БМВ» выскочил первым и уже подбегал ко мне. Личность оказалась колоритная: бритая голова, торчащая из могучих плеч практически при полном отсутствии шеи, волосатые ручищи, кожаная жилетка поверх футболки защитного цвета с глубоким вырезом, килограммов пять золота в виде цепей, браслетов и перстней и дорогие брюки из мягкой материи, очень удобные во время драки. Боец. Профессионал.
«Во всем мире они одинаковые: что в Марьиной Роще, что в Бронксе, что в Кройцберге…» — успел подумать я. Но тут-то и выяснилось, что мой новый знакомый, как раз не из Кройцберга, а скорее откуда-нибудь из Балашихи.
— Ну ты даешь, братан, ну ты попал сегодня на бабки! — чувства распирали парня, и он выдал это на чистом русском.
А может, он ещё вчера ложился спать в Москве или провел ночь в казино среди условно одетых девочек, а сегодня с бодуна, не слишком различая Шереметьево и Шёнефельд, двинул по автобану на запах денег. Когда ему было разбираться, по какому именно городу шуршат широкие мягкие колеса?
Что ж, пора тебе, брат, напомнить об этом!
На хорошем «хох-дойче» медленно и предельно вежливо я объяснил своему обидчику, что именно мой автомобиль был для него помехой справа, поэтому — при прочих равных условиях — попал-то как раз он, а не я.
Верзила, увешанный золотом, не понял, кажется, ни слова, только интонации схватывал, как большая умная собака. Безусловно, отметил он и мою правую руку за пазухой, и уверенное выражение лица без малейшей толики растерянности или страха. В общем, он стремительно сбавил обороты и, почти извиняясь, сообщил:
— Ихь не шпрехен по-вашему. Дойч — ноу!
Вот тут уж и я счел возможным переходить на русский:
— А коли не шпрехен, так и не выёживайся. Думаешь, если у меня простенький «опель», а ты весь в голде и на таком «байере» рассекаешь, значит самый крутой, что ли? Ты на меня крошки-то не сыпь и фантиком не шурши! Значит, говоришь, тебя помяли, а я на бабки попал? Тоже мне нашелся фуцин! Обидели мышку! Написали в норку!.. Значит так: пять штук марок на капот — и свободен!
Совершенно обалдев от родной лексики и моего бешеного натиска, парень прошептал:
— У меня нет марок, только баксы.
— Ну вот, — обиделся я, не выпуская из рук инициативы, — значит, мне ещё с твоей зеленью по здешним банкам бегать.
— Постой, земляк, — парень начал приходить в себя. — Меня Толяном зовут. Давай наши тачки в сторонку отгоним и по-хорошему договоримся.
Я тяжело вздохнул:
— Толян, проснись наконец! Ты сам-то откуда?
— Питерский я.
— Так мы не в Питере, Толян, это Берлин.
Ответ его был достойным. Особенно вторая часть:
— Да, я знаю. Мне уже говорили.
— Что? — картинно удивился я. — Ты меня не первого, что ли, боднул?!
— Да нет, — он махнул рукой, — просто мужик один в аэропорту, он ещё у нас в Союзе учился, поэтому по-русски петрит, объяснил, что теперь здесь надо по-немецки разговаривать. А я, понимаешь, братан, в школе английский учил.
— Так говори по-английски — тоже сойдет!
— Не могу, — признался он честно. — Все забыл.
— Тогда слушай меня. Поскольку здесь не Питер, придется ждать и моего страхагента, и полицию. Они составят протокол, мы заплатим штрафы строго по закону и распишемся в том, что не имеем взаимных претензий. Для моей страховой компании ты напишешь, что признаешь свою вину, чтобы я все полностью мог получить, а с тебя лично я ни пфеннига требовать не стану — считай, что пошутил.
Он потупил взор и смотрел на свои кроссовки сорок девятого примерно размера, мыски которых волнообразно двигались. Очевидно шевеление пальцев ног было у него как-то связано с работой мозга.
— А если я прямо сейчас отсюда рвану? — выдал он, наконец, оригинальную мысль.
— Не стоит, — рассудил я, — у меня есть хорошие знакомые в дорожной полиции, да и вообще, найдут тебя, Толян. Это только в Питере никого не находят. А тебе оно надо — связываться со «штадтполицай»? Ведь по делам же приехал, да? Сэкономишь пару сотен, а влетишь на сколько?
— Ладно, — смирился он.
И пошел оценивать тяжесть своих повреждений. Было на что посмотреть: фары, радиаторная решетка, бампер — но в основном все-таки ерунда. У меня-то, конечно, посерьезнее получилось.
— Слушай, братан, а где тут «БМВ» чинят?
— «Мерсы» — по ту сторону железки, очень близко, — начал вспоминать я. — «Опели» — тоже здесь, рядышком, а «БМВ»… Спроси лучше у полицейских.
Толян скривился в дурашливой улыбке: