Точка возврата

Внезапно после очередного броска самолета сзади раздался крик. Оглянувшись, мы увидели страшную картину – носилки отбросило к хвостовой перегородке, а на них с распущенными волосами, как живая, сидела Жалма. А рядом с нею кричала роженица. У нее начались преждевременные схватки. И неожиданно облачность точно обрезало ножом. Впереди был Байкал, а сверху с огромной высоты от солнца, от невидимых звезд лился золотой поток, в отсвете вращающегося винта он показался мне небесным столбом, который жил своей непостижимой, осязаемой жизнью. Видение длилось всего мгновение, соизмеримое по своей продолжительности с тем мгновением, которым измеряется в этом мире человеческая жизнь.

– Что востребует Дух, то непременно осуществит Природа, – неожиданно философски заметил мой командир, то и дело оглядываясь на пассажиров. – Ты сходи, посмотри, что там.

Теперь, когда полет шел над видимой землей и внизу спала озерная гладь, можно было спокойно сделать то, что казалось невозможным еще минуту назад. Я принес питьевой бачок, затем вскрыли самолетную аптечку. Сопровождающая роженицу бурятка попросила, чтобы я отгородил их от остальных пассажиров. Я взял самолетный чехол, поднял его вверх, сделав из него что-то вроде ширмы. Разглядывая сидевшую предо мной покойницу, я вспоминал, как она учила меня ездить на лошади, мысли путались и рвались, я не мог собрать их воедино. Вскоре стоны за моей спиной стихли, оглянувшись, я увидел, что принимавшая роды бурятка уже заворачивает родившегося ребенка в шерстяной платок.

– Кто? – коротко спросил я.

– Девочка, – так же коротко ответила сопровождающая.

Теперь-то я точно знал, чье лицо я вспомнил, увидев Саяну. Она напомнила мне Жалму. «Имею честь представиться – Георгий Храмцов, второй пилот того самого санитарного «кукурузника», на котором вы появились на свет. Я помогал принимать роды». Фраза, которую я заготовил, осталась невостребованной, Селезневой в комнате не оказалось, там уже мирно обсуждался план издания нового номера журнала, в котором обещал участвовать депутат. Катя показывала фотографии, Котов предлагал выпустить номер за счет компании «Востокзолото» с портретом генерального директора Аркадия Шнелле и очерком о нем. По словам Котова, он был с ним в приятельских отношениях.

– Когда я был деканом факультета, он работал у меня преподавателем и бегал за водкой, – рассказывал Котов. – Но, скажу вам, парень он башковитый и продвинутый. Строительный бизнес, маркетинг, золотодобыча – вот те направления, которыми он занимается. Сегодня он работает со знаменитым в наших краях старателем Михаилом Торбеевым. Он в хороших отношениях с Чубайсом и Вексельбергом. Вокруг Байкала по Иркуту в Китай будут прокладывать нефтяную трубу. Бабки там будут приличные. Кстати, в свое время Торбееву, говорят, Высоцкий посвятил одну из своих песен. А тот, в свою очередь, для Марины Влади подарил Высоцкому сорок соболей.

– Соболя нам не нужно. У нас своих хватает, – засмеялась Глазкова. – Нам надо издать очередной номер журнала. Но подлаживаться мы ни под кого не будем, тем более под олигархов.

– Зачем подлаживаться, когда можно договориться! – воскликнул Котов. – Я поговорю, думаю, он мне не откажет. Но и его интерес должен присутствовать. Давайте расскажем об истории золотодобычи в Сибири, о людях, которые в наше непростое время двигают отечественную сырьевую промышленность и не дают Западу заглотать нас с потрохами. Вот как этот пирог.

Котов показал пальцем на стол, где еще оставался кусочек пирога, который Селезнева принесла с собой.

– Это я оставила Храмцову, – глянув на меня, сказала Глазкова. – Признаюсь, мне это стоило больших усилий.

– А где же хозяйка пирога? – поинтересовался я.

– Ее дети заждались. У Яны два мальчика.

Мигом заставленная столами комната показалась мне пустой, и разговоры о выпуске журнала, в котором я не буду участвовать, – пустыми; я уже знал – так бывает.

– Кстати, я забыла тебе сказать: Яна – археолог.

– Та, с которой ты меня хотела познакомить. Мы с ней там наверху немного поговорили, – сказал я и улыбнулся, для меня слова, «там наверху», имели иной смысл. Сделав небольшую паузу, я попросил Глазкову:

– Катя, ты не могла бы дать мне ее телефон?

– Конечно, – кивнула Глазкова.

Позвонил я Селезневой только в начале лета. Потоцкой подвернулась срочная работа, она была вынуждена уехать в Польшу, за ней последовала другая. Да и мне, честно говоря, было не до археологии. Чтобы прошлая жизнь не напоминала о себе каждый день, я сдал квартиру и переехал в другой район Москвы.

В середине июня вновь напомнила о себе Потоцкая. Она сообщила, что сценарную заявку утвердили, и теперь нужен полноценный литературный сценарий. И тогда я вновь вспомнил о Селезневой. Я позвонил ей и, сославшись на Глазкову, сказал о своем намерении написать сценарий, попутно сообщил, что есть интересное предложение о съемках документального фильма. Подумав немного, Селезнева согласилась встретиться.