Точка зеро

Гостиница «Четыре времени года»,

номер люкс 500,

Северо-западная М-стрит,

Вашингтон, округ Колумбия,

12.07

– Вы такая красивая, – сказал Зарси. – Ваши глаза подобны черным бриллиантам. Ваша кожа гладкая, словно атлас. Ваши руки нежные и изящные, будто стихи. Ваша шея подобна золотой вазе, полной тончайших нюансов. И все же самой примечательной чертой является ваш ум, опережающий красоту. Он видит, он проникает, он выделяет все существенное, он понимает игру истории и традиции. Это самое необычайное из ваших многих-многих дарований.

Он положил руку ей на плечо.

– Прошу прощения, сэр, – сказала Сьюзен Окада, – но, чисто из любопытства, скажите: а все эти уловки когда-нибудь дают результаты?

– Вы будете удивлены, – продолжал Зарси. – Я мог бы сделать вас царицей.

– Царицей Афганистана! – презрительно фыркнула Сьюзен. – Нет уж, увольте. Вы что, пытаетесь меня рассмешить?

– Я сделаю вас царицей Вашингтона. Я сделаю вас царицей «Блуминдейла» [49] .

– Гм. А как насчет «Сакса»? [50]

– Ну, я…

– Нет, даже ради «Сакса». К тому же вы все равно лжете, причем очень искренне. Ложь вам к лицу. Однако мы оба понимаем, что вы не сделаете меня никакой царицей. И мы оба понимаем, что я не хочу ею быть. Я и так уже принцесса, так зачем же мне бремя ответственности?

– Какой блестящий ум! Но вы думаете, что слишком хороши для меня?

– Ничего подобного я не думаю, сэр. Тут думать не нужно. Я знаю, что слишком хороша для вас. Это простой факт.

Вокруг на заводных устройствах качались циферблаты часов. Не являлось ли это частью техники соблазна? Быть может, на безмозглых тупиц это и действовало, однако Сьюзен лишь ощущала легкую тошноту. Она шла сюда, зная наперед, что ублюдок будет к ней приставать. Это у него в натуре. Фу, он красивый и обаятельный, но при том чрезвычайно неинтересный. Да, все технические аспекты на месте, однако ему недоставало единого центра, чтобы связать все вместе.

– Итак, полагаю, мы закончили с отступлением в духе Кэри Гранта и Дорис Дей [51] . А теперь можно мне продолжить?

– Разумеется.

– Итак, в тот день около пяти часов вечера взорвалась гостиница, расположенная прямо напротив вашего особняка.

– Самым ужаснейшим образом.

– Управление поручило мне разобраться с этим взрывом. Нас беспокоит, что это было покушение на вашу жизнь, устроенное талибами или даже «Аль-Каидой».

– Нет, нет, – с жаром возразил Зарси. – Братство не промахнулось бы. Если оно решит, что я должен умереть, то я умру. С радостью принесу в жертву свою жизнь ради благополучия моей родины. Я жажду мученической смерти – не для того, чтобы попасть в рай, но чтобы своим примером воодушевить нашу молодежь не склонять голову перед силами зла, ополчившимися против нас. Зачем мне мечтать попасть в рай? Я и так уже в раю.

– Ну, если ваше представление о рае заключается в том, чтобы быть окруженным часами…

– И плотью красавиц. Вы отвергли меня, это право западной женщины, но я должен сказать, немногие поступают так. У меня есть… как это называется?.. ах да, согласно иллюстрированному приложению к «Нью-Йорк таймс», те самые «вибрации в духе Омара Шарифа в роли доктора Живаго». И, похоже, несколько дней назад в меня влюбился один молодой журналист из этой славной газеты. Такой очаровательный щеночек. Представьте себе, он даже упал в обморок. Пришлось вызывать врача.

– Ох уж эти журналисты, – пробормотала Сьюзен. – Потаскушки, жадные до внимания, все до одного.

– Знаете, милая дама, возвращаясь к теме взрыва: в тех местах процветает торговля наркотиками. Уверен, этот взрыв был как-то связан с наркоторговлей. Деньги, которые вращаются в этом бизнесе, способны совратить самого святого из имамов.

Разумеется, Сьюзен знала, что Зарси положил в швейцарский банк около девяноста миллионов долларов, полученных от контроля за обширными плантациями опийного мака в провинции Забуль, но она не стала заострять на этом внимание и попробовала зайти с другой стороны.

– Говорили, что этот взрыв сыграл ключевую роль в вашем решении связать будущее своей родины с Америкой – «судьбы наших стран тесно переплетены, и впереди нас ждет светлое будущее».

– Да, кажется, я действительно это сказал. Конечно, еще одна ложь. Ничего не могу с собой поделать, Запад так ждет еще тысячу сказок Шехерезады. И, как вы сами сказали, ложь мне к лицу. Видите, вот еще одно ваше примечательное качество – проницательность. Такая точная, такая глубокая.

– Быть может, нам не следует отвлекаться на этические, психологические и политические аспекты, а просто сосредоточиться на практической стороне дела? Что вы можете сказать про взрыв?

– Взрыв как взрыв. Бабах – вот и все. Пожалуй, довольно мощный. Ко мне во двор еще несколько дней сыпались части тел и всякий мусор. А на следующий день, во вторник, свалилась голова. Очень любопытно.

– Падающие с неба головы доставляют удовольствие только тогда, когда принадлежат кому-то другому.

– Моя голова останется там, где она есть, до тех пор, пока ее не призовет к себе Аллах, чтобы взять в правую руку, – чересчур весело произнес Зарси.

– Если бы я решила, что вы действительно в это верите, то пришла бы в ужас.

– Да, действительно, я порой преувеличиваю. Тут уж ничего не поделаешь. Меня не покидает ощущение, что ваши ноги – наверное, самое поразительное во всем вашем теле. Для азиатской женщины они кажутся слишком длинными. Однако вы прячете их в брюки. Вам следовало бы наслаждаться западной свободой и носить короткие обтягивающие юбки и черные лакированные туфли на очень высоком каблуке. Насчет чулок я никак не могу определиться: разумеется, черные, но все-таки тонкие, или оставить ноги голыми, чтобы наслаждаться блеском кожи…

И так продолжалось все дальше и дальше. В конце концов Сьюзен вынуждена была признать, что Ибрагим Зарси абсолютно невосприимчив к лести, напору, стыду, угрозе и давлению. Он представлял собой самозапечатанную систему, полностью непроницаемую для Запада, надежно скрываясь в доспехах высокомерия, созданных по клише второсортных фильмов тридцатых годов. Закончив разговор, женщина вытерпела долгое теплое рукопожатие – чуть ли не половой акт, – после чего собрала вещи и удалилась как можно более изящно, туманно пообещав Зарси как-нибудь выпить с ним и понимая, что произойдет дальше. Именно ради этого она и затеяла игру. Оглянувшись по сторонам, Сьюзен увидела только сотрудников афганского отделения и нескольких полицейских и уже начала было думать: «О черт», но тут в дверь ворвалось явление, слегка растрепанное, слегка запыхавшееся – не кто иной, как Джаред Диксон, заместитель главы афганского отделения. Впервые в жизни Сьюзен была рада его видеть.

– Привет, привет, привет, – выпалил тот.

– Пока, пока, пока, – ответила она.

– Сьюзен, пожалуйста, нас свела вместе судьба.

– Вот как? Готова поспорить: узнав, что я здесь, ты пулей выскочил из Лэнгли и добрался сюда за двадцать минут.

– Сьюзен, ты переоцениваешь мои чувства к тебе. Мне пришлось мучиться целых тридцать две минуты, и я только шесть раз проскочил на красный свет. Послушай, здесь больше ничего не произойдет. Зарси будет сидеть в окружении часов и размышлять, какую бы ложь еще придумать и каким журналистам ее сказать. В конце концов, это его работа, и он чертовски хорошо с ней справляется. Давай лучше пообедаем вместе. Я хочу услышать последние новости об охоте на людей, и у меня есть очень забавные истории о той настоящей войне, которую ведет Джек Коллинз, но не с мировым терроризмом, а с международным джаред-диксонизмом.

– Только чтобы никакой чуши насчет того, чтобы завязать отношения. На этом фронте сегодня и всегда ответом будет решительное «нет». У меня нет желания снова проходить через все это.

– Понял. Я докажу тебе, что могу играть по твоим мелкобуржуазным правилам.

– И также никаких мартини. Два коктейля – и ты уже начнешь лезть языком ко мне в ухо. Это не очень привлекательно.

– Ну конечно, мы просто спустимся вниз, поговорим о деле, выпьем минеральной водички и съедим те маленькие штучки с креветками, очень вкусные.

– Если ты только тронешь меня за руку, я проткну тебе ладонь вилкой.

– Ты так классно строишь недотрогу!