Точная копия

Слышу, как женщина в регистратуре, вежливо здоровается. Отсюда мне не видно её, но, думаю, она даже с места подскочила. Когда Ян появляется в зоне ожидания, я оборонительно складываю руки на груди и виновато опускаю голову. Сожалею, что не додумалась посетить дамскую комнату и смыть наверняка потекший от слез макияж. Он молча садится на противоположный диванчик и это становится проблемой. Как бы сильно не болела моя душа за Джерси, я по-прежнему испытываю к его хозяину самые неприятные чувства и желаю, как можно скорее, убраться от него подальше.

Телефон в кармане пальто издает короткий бряк.

«Отлично! Развлекайся!» – с запозданием отвечает на мое сообщение Соня.

Я тихонько молюсь, чтобы врач появилась здесь как можно скорее и сообщила, что здоровью и жизни Джерси ничего не угрожает. И тогда я точно смогу уехать.

Ян откидывается на жесткую спинку и упирается затылком о стену. Я успеваю увидеть это, пока закрыты его глаза. Он отстегивает бабочку и небрежно сует её в карман пиджака. Досадно, что я всё ещё позволяю себе насладиться воспоминанием о прикосновении его пальцев к моей бархатной коже. Может потому, что только оно меня сейчас успокаивает?

Внезапно Ян поднимается, и я невольно дергаюсь, решив, что он увидел врача. Но он молча снимает свой пиджак подкладывает его под мои босые ноги.

– Что ты делаешь? Не надо, Ян!

– Пол холодный, – говорит он, посмотрев в мои глаза. – Не спорь.

Когда Ян возвращается на свое место, я поднимаю с пола пиджак. Опускаю ноги на туфли, чтобы ступни не контактировали с холодной плиткой.

– Все болячки начинаются с ног, – говорит Ян ровным и низким голосом. Я молчу и опускаю пиджак на свободное место рядом. Немного помолчав, Ян тихо добавляет: – Джерси очень дорог мне.

Я знаю, что это правда. Я видела его обезумевший от тревоги взгляд и то, каким уязвимым становится сам Ян, когда что-то по-настоящему дорогое ему, рискует погибнуть.

– Мне тоже, – шепчу я, быстро смахнув только-только скатившуюся слезу. Не хочу, чтобы Ян заметил.

– Его моя мама забрала из приюта, – рассказывает Ян, глядя куда-то перед собой. – Щенка кто-то выбросил в мусорный бак… Мама любила животных. Многих из своего окружения приучила каждый месяц помогать приютам. Она позвонила мне и попросила срочно приехать к ней, чтобы я познакомился с кем-то очень важным для нее, – с доброй печалью, усмехается Ян. – Я тогда решил, что она собирается представить мне своего поклонника. Напялил на себя самую суровую маску и приготовился к жесткому разговору в стиле полицейского и подозреваемого. Хорошо, что это оказался Джерси. Иначе выглядело бы смешно. – Немного помолчав, он продолжает: – Маленький, глупенький, беспородный, но она души в нем не чаяла. Он только её слушал. Как-то раз она уехала с подругами в санаторий и оставила его мне. За неделю он разнес половину моей квартиры. Мама утверждала, что я наговариваю, ведь с ней он – пай-мальчик. Всё, что она говорила ему, он понимал. Это было удивительно. После её смерти, ему было нелегко принять меня, но всё равно я помнил, каким он был с ней. И это два разных Джерси. – Серые глаза подернулись поволокой грусти. – А потом появилась ты. – Мои глаза судорожно бегают из стороны в сторону. Это хоть немного помогает сдержать слезы. – Я был поражен, когда увидел, как ты общаешься с ним. Как он слушает тебя, как смотрит, как ждет твоего появления. Это любовь, – полушепотом произносит Ян, и я не выдерживаю.

Мои плечи сотрясаются от рыданий, я прячу мокрое лицо в ладонях и неистово стыжусь своих чувств.

– Ты это нарочно делаешь, да? – с трудом говорю я. – Чтобы я чувствовала себя ещё поганее, чем есть на самом деле!

– Просто хотел, чтобы ты знала.

Сую ноги в туфли, потому что сидеть здесь становится невыносимо. Выхожу на прохладную улицу, лицо приятно остужает легкий ночной ветерок. А ведь этот обыкновенный день должен был закончится иначе. Ян неспешно выходит следом. Я отворачиваюсь и обнимаю себя руками, будто пытаюсь спрятаться от него. Если бы врач только вышла и сообщила нам, как обстоят дела, меня бы здесь уже не было.

Ян только-только останавливается за моей спиной, а запах его теплой кожи уже подло проникает в мой нос. Тревога и страх съедают меня, я ощущаю острую потребность в… Не надо. Это просто эмоции.

– Ты ни в чем не виновата, – наконец, произносит он вслух то, о чем я думаю каждую гребаную минуту. – Слышишь меня?

– Не услышу, Ян. Потому что останься я в доме, этого бы не произошло.

– Ты уверена? – спрашивает он полушепотом. Я молча киваю, уже не смахивая слезы. Всё равно без толку. – А я так не думаю. Потому что пострадал бы не только Джерси, Тая.

Обними меня.

– Неважно, – трясу я головой. – По крайней мере, я бы сделала всё, чтобы… – Мои губы дрожат от холода, который никак не связан с погодой. Он внутри меня, соткан из страхов и одиночества, обидных для меня слов, что я слышала за всю свою жизнь. И последние, пожалуй, принадлежат Яну.

«Держу её по доброте душевной».

По доб-ро-те ду-шев-ной.