Точно в сердце

— Какое именно? — удивилась я.

Кирилл тяжело вздохнул, и мне показалось, что в его взгляде промелькнуло тщательно скрытое раздражение

— Вечно ты мои слова игнорируешь, — ворчливо посетовал он. — То про кино забываешь, то… Кстати, кино! — он уставился на часы. — Нам пора. Сейчас начнется сеанс!

Оставив на столе крупную купюру с лихвой перекрывающую стоимость заказа, он ухватил меня за руку и потянул за собой.

В полупустом зале уже было темно и крутили рекламные ролики. Зрители сосредоточились в золотой середине, но наши места оказались на галерке.

— Не люблю, когда в спину дышат, — пояснил Кирилл на ухо. — Да и видно отсюда лучше всего.

Мы протиснулись на середину и разместились, приготовившись смотреть кино. Началась популярная в этом сезоне романтическая комедия, наполовину смешная, наполовину слезливая. Не умеют наши снимать, чтобы совсем без драмы обошлось в любовной истории. М-да, не самый лучший выбор. Я бы предпочла зрелищный блокбастер про космос, что шел в соседнем зале.

— Эй! Не ожидала от тебя такой подставы, — чувствительно пихнула в Пухлякова.

— А что не так? Вы, девочки, такое вроде любите. Сюси-пуси, чмоки-чпоки, — он приглушенно рассмеялся.

— Пухляков, я теперь понимаю, почему у тебя нет девушки, — я насупилась и уставилась на экран, понимая, что настроение еще больше испортилось.

— Ксю, прекрати, — Кирилл дружески приобнял меня за плечи, привлекая к себе. — Расслабься, представь, что мы дома на диване. Можешь даже поплакать, я никому не скажу.

На диване?! Ужас! Я подобное даже представлять не хочу. Не мой типаж, не нравится как мужчина.

— Поплакать? Зашибись, комедия!

— Ну если бы я знал заранее, что ты предпочитаешь…

— Вообще-то, знал!

Кто-то обернулся и шикнул, и я прекратила пререкаться, но и представлять ничего не стала. Попробовала выпрямиться, но он не дал.

— Да ладно тебе, дай немного пообниматься, — шутливый тон и его привычная безобидная манера общения сейчас вводила в ступор.

Вроде ничего такого, кроме некоторой внутренней неловкости. Но фильм неожиданно захватил, и я на некоторое время забыла о спутнике, устроившем мою голову у себя на плече. Устала. С самого утра в дороге. В какой-то момент герои на экране поссорились, девушка плакала. Она решила вернуться к герою и помириться, но застала у него какую-то барышню. По традиции жанра барышня многое о себе возомнила, а героиня все не так поняла, но обиделась и бросилась прочь.

Причем все это было представлено весьма комично, но я не могла это так воспринимать. К тому же злодейка была рыжая и дерзкая. Все произошедшее точно цунами смело так тщательно воздвигаемую мной плотину безразличия, с головой окунув в эмоции. Я выпрямилась, прикусила дрожащую губу, стиснула подлокотники, впившись в обивку ногтями, но все равно всхлипнула, ощущая как горячие слезы одна за одной бегут по щекам, превращая в размытое светлое пятно экран.

— Ты чего, Ксю?

Пухляков приобнял меня за талию, разворачивая к себе лицо. В его руке тут же оказался бумажный платочек. Он осторожно вытер мне щеки.

— Пойдем, умоешься.

Я не хотела вообще оставаться здесь, потому без слов пошла впереди него к выходу. Стоило очутиться в пустом фойе, как он обнял меня. Прижал к груди, успокаивая и гладя по спине. Я плакала и не в силах была остановиться. Он что-то шептал, но его слова не пробивались сквозь туман моих воспоминаний и мыслей. В какой-то момент он снова вытер мне лицо и вдруг поцеловал. Его губы едва коснулись моих, как я отшатнулась и даже прекратила плакать.

— Не смей! — трясущимися пальцами я коснулась собственных губ, как будто инстинктивно желая стереть это почти невесомое прикосновение.

В этот миг мне почудилось, что любые другие губы осквернят память о счастливых мгновениях, проведенных с тем, кого люблю.

— Не смей! — повторила я, глядя на него почти с ненавистью.

Оставив Пухлякова одного, опрометью бросилась в туалет. Принялась умываться. Умывалась долго, не столько смывая соленую влагу со щек, сколько ради медитативности процесса. В очередной раз плеснув водой в лицо, подняла голову, а в зеркале за моей спиной отразился Кирилл. Коротко вскрикнув, от неожиданности, я развернулась. Добродушное обычно лицо напоминало злобную маску — ту, что мелькнула при упоминании Добронравова.

— Вас не поймешь. Когда с вами обращаются, как с тварями, вы льете слезы, но ласка и участие вам не нужна. Так? Теперь я лучше понимаю женщин?

Схватив меня, он притиснул к стене и снова поцеловал, удерживая голову за волосы рукой. Его язык попытался проникнуть ко мне в рот, а руки пробрались под кофту и больно мяли грудь. Он навалился так, что нечем было дышать, я изо всех сил пыталась его оттолкнуть, но он не замечал моих неловких ударов и стоял слишком близко, чтобы я могла сделать нормальный замах. На секунду отодвинувшись, он зашипел, сверкая безумным взглядом:

— Так лучше? Такая романтика вам больше нравиться? Грубо и жестко? Чтобы было страшно? Чтобы о вас ноги вытирали?