Это был женский заповедник. Все кого-то узнавали, расцветали улыбками. Некоторых он знал: красивую полную женщину, которой он в прошлый раз даже залюбовался, пока она манерно не взвопила: «Где моя Люююба?» Её сопровождал бледный человек в причудливой народной рубахе навыпуск.
Он видел девушку немыслимой холи и стати: овальное лицо с чуть мелкими чертами и нежнейшим загаром, грудь, высокая и открытая, с плотно уложенными дольками, тоже нежно-оливковыми. С попутчицей они деловито семенили на высоких, как гильзы, каблуках. Они охотились на кого-то важного, мелькнувшего было, но сошедшего с мушки, что и обсуждали с досадой и диким выговором.
Показ начался. Посреди зала пролегал длинный помост, в начале которого было что-то вроде сцены, откуда и являлись девушки. Женю поразила необыкновенная решительность, с которой они наступали. Казалось, этот напористый ход должен разразиться каким-то небывалым поступком, который перевернёт мир, что высокая красавица с сияющими глазами наконец замрёт и воскликнет: «Проснитесь, о люди!» Но следовал резкий разворот и… только удаляющаяся голая спина качалась над подиумом, а вдали по-над ней, косо раскорячась, блестел чёрный бегемотовидный баварский автомобиль седьмой серии.
К показу притесалась певица. Она оказалась толще, чем на картинках, видно, переживая период отъедания. В причудливом костюме – мелких лиловых мешочках она выскочила на помост и, ярко улыбаясь, сделала несколько игривых стоек…
Вечером Женя делился:
– Странное впечатление от манекенщиц этих. Они такие красивые, и непонятно, при чём тут платья. И вообще как-то… стыдно… за их лица… Неужели нельзя им придумать выражение поестественней?
– Ты ничего не понимаешь в… модельном искусстве. Никого не коробит. Все привыкли. А ты просто не насмотрелся на женщин.
– Да нет. Мне, наоборот, кажется, что эти ноги, губы, волосы… это только твоё… а они… носят. Без разрешения. Ты им разрешила?
– Да, я разрешила… Ненадолго, пока ты здесь… Чтобы ты не скучал…
– А потом, когда я уеду?
– Потом они всё вернут… До твоего приезда…
– А если не вернут?
– Я их покусаю… Надо спать…
– Завтра день суматошный, нас же Олег пригласил…
– Да… и надо решать, куда мы едем… в путешествие… Ты купил маску и ласты?
– Почти… Но я куплю…
– Боюсь, ты купишь какую-нибудь ерунду. Ты узнай про магазины. Да и заодно… (ты меня покусаешь)… мне нужен кран для ванной.
– Гусак?
– Какой гусак?
– Так кран называют.
3
Полдня он проездил по магазинам, и, когда покупал ласты, позвонил Андрей:
– Женя, есть человек, с которым надо поговорить, приезжай, поедем. Но без машины.
– Понял, – сказал Женя, – снова водка…
– Отнесись к этому как к работе.
Дома Андрей с насупленным видом разбирал фотоаппарат:
– Ну что, берём таксический мотор и едем? Что у тебя в пакете?
– Гусак с ластами.
– Он тоже поедет?
– Это не обсуждается! – затрясся лицом, выпучив глаза и, как конь, расширив ноздри, выпалил Женя. И оба закатились…
…Дверь открыл неторопливый сероглазый человек с лысиной, его усы сливались с бородой в жилистую луковку:
– Владимир. Проходите.
Сели за стол. Володя положил рядом с собой трубку и кисет:
– Коньячку хотите? За знакомство?
Он не спеша набил трубку. Табак был с длинными и будто влажными табачинами. Умяв их блестящей тяпочкой, он несколько раз долго и с силой затянулся, вбирая щёки. В чубуке в такт тяге, неровной звездой бархатно разрасталось и гасло, светясь глубиной, кострище. Раскурив, он сказал, попыхивая:
– Андрей мне рассказывал в общих словах… Синопсис есть?
– Чево?
– Володь, да какой синопсис? – сморщился Андрей. – Это так пока, разговор…
– Не знаю, что вам Андрей говорил… – сказал Женя, – но меня убивают фильмы, где все… нефтяники говорят с московским акцентом.
– Хе-хе… Ну вот вы и ответили… на все вопросы…
– Я не собирался… каламбурить. Я тут сериал смотрел… там следователь полетел на Дальний Восток по работе. Сижу, переживаю: вот он из самолёта выходит… Вот его встречают… Ну и – ни од-ной!
– Чего ни одной?
– Ни одной праворукой тачки! В порту! – Женя издал прыскающий смешок. – Невозможно… Всё снято в Подмосковье. А… представляете… – его глаза загорелись, – как хорошо можно сделать: вот мы прём по федералке и в каждом городе… свой говорок.
– Ххе… – Володя снисходительно улыбнулся. – У моей жены была «хонда-сивик»…
– «Сивка» – японский «девятoс», – фыркнул Женя и продолжил с жаром: – Вы… не представляете, насколько наш народ изобретателен… Есть такая «каринка» девяносто второго года, у неё задний фонарь во всю корму и так сужается, загибается вверх, на бока заходит… будто улыбается… Её знаете как зовут? «Улыбкой». Их у нас много, они даже под тачкой работают…
– Как это?
– Ну, под тачкой – это значит в извозе. На убой.
– Да… забавно… Только всё это… пока не кино, а литература.
– А литература – это плохо?
– Нет, но при чём тут кино? Давайте так: что мы увидим? В кадре? Но перед тем, как вы скажете, я предлагаю налить. Всё. Подняли.
Зазвонил телефон: