Читаем Токийский декаданс полностью

— Да, пожалуй, лучше всего будет сходить к горячему источнику онсэн. Там есть большая баня. Она находится в раздевалке для играющих в гольф, но, разумеется, посещать ее можно и тем, кто в гольф не играет! Там очень просторные ванны, и точно была сауна или джакузи. Можно вдоволь попариться, а потом поиграть в миллиард. И еще там столы для пинг-понга, а в баре можно выпить по коктейлю…

Тусклый свет из окна освещал только ножки дивана. В комнате, где стало уже совсем темно, в промежутке между кроватями Асами снимала то, что было на ней надето. Последовательно открывались руки и шея, плечи и спина, бедра и колени. На ее лице, которое он не мог рассмотреть, возможно, застыла улыбка, а может, и гнев. Увидев, как оставшаяся в одном нижнем белье она легла в постель, Аояма наконец-то прекратил свою бессмысленную болтовню.

— Иди ко мне. Прошу, — позвала с кровати Асами. В ее голосе не было кокетства. Она говорила серьезно, словно просила о помощи. — Одежду пока не снимай. Иди сюда, пожалуйста. Скорее.

Едва не задыхаясь, будто что-то прилипло к горлу и мешало вдохнуть, Аояма подошел к кровати. Он встал, опустив взгляд на постель, а Асами Ямасаки сама стянула с себя простыню, укрывавшую ее тело.

— Смотри, — сказала она и с печалью в глазах взглянула на Аояму. — Эти ожоги — следы от наказания, оставленные отчимом.

На коже левого бедра виднелись два зарубцевавшихся шрама, на которые Асами сама указала пальцем. Она сняла с себя последнее белье. У Аоямы перехватило дыхание. Ему казалось, что он не видит ничего, кроме этих шрамов от ожога. Он как будто не чувствовал, что перед ним обнаженное женское тело. Есть голова и шея, есть груди и соски, есть пупок, талия и лобковые волосы. У него перед глазами были изящные женские ноги, изгибы и линии которых напоминали удивительный, невиданный ранее орнамент, но все это не было привычной женской наготой. Аояма созерцал нечто абстрактное.

— Видел? — спросила Асами, и Аояма, как робот, утвердительно кивнул. — Ты правда как следует все рассмотрел?

— Да, — снова кивнул Аояма.

Его одолевали смешанные чувства: желание немедленно убежать отсюда и желание прикоснуться к этой совершенной, слегка дрожащей женской груди.

— Тогда ляг со мной рядом. Не раздевайся пока. Прямо вот так, в одежде иди ко мне, хорошо?

Аояма сделал так, как ему велели. В свитере и брюках, не разуваясь, он лег рядом с ней и прижал ее лицо к своему левому плечу.

— Послушай меня внимательно, — тесно прильнув к Аояме, прошептала она прямо в ухо. — Ты ведь рассмотрел все мое тело? И ноги видел?

— Видел! — почти задыхаясь, ответил Аояма. Под свитером его грудная клетка вздымалась

в такт с биением сердца. Оно стучало так сильно, что заставляло подрагивать красивую грудь Асами Ямасаки.

— А пальцы на ногах! Видел, что с ними стало?

— Ногти поломаны.

— Это из-за балета.

— Я понимаю.

— Ведь тебе нужна только я?

— Да.

— Понимаешь? Я хочу, чтобы ты любил только меня!

— Понимаю.

— Так все говорят. Но ведь ты не такой, как другие? Только меня, хорошо? Только меня. Только меня одну! Если будешь любить только меня, я что угодно для тебя сделаю. Хорошо? Ты меня понимаешь?

Продолжая шептать "Только меня, меня одну", Асами начала снимать с Аоямы одежду.

10

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза