Толкиен. Мир чудотворца

«Дремал в глубинах грозный рок,Но этого народ не знал -Ковал оружие он впрокИ песни пел под кровлей скал.Недвижный мрак крыла простер

Под грузным сводом древних гор,И в их тени давным–давноЗеркальное черным–черно;Но опрокинут в бездну вод —Короной звездной — небосводКак будто ждет он, словно встарь,

Когда проснется первый царь».

Впрочем, не всегда тяжек и тернист путь странников — порой он легок и приятен. Когда они входят в Кветлориэн, их окружают изумительные красоты и безмятежные островки покоя, пока что не тронутые грозной волной неумолимого океана времени. И путникам чудится, будто они попали в мир, которого уже давно нет, где все только еще готовится к пробуждению, в мир, которого еще ни разу не коснулась тень. Тут–то они и открыли для себя истинные loca amoena, благословенные земли, воспетые многими поэтами задолго до Толкиена. После долгого перехода путники «наконец увидели высокий фонтан, подсвеченный оливково–зелеными фонариками. За фонтаном, на самой вершине холма, рос особенно могучий ясень с матово–серебряной бархатистой корой и шелковой шелестящей золотой листвой…»

Путники взбираются на макушку чудо–дерева, олицетворяющего Axis mundi — Ось мира, соединяющую людей и небеса, или, в данном случае — эльфов с их богами. Затем Фродо попадает в овальный зал:

«…с изумрудным полом, лазоревым потолком и бирюзовыми стенами, зал казался драгоценным камнем, внутри которого застыло мгновение вечно длящейся волшебной жизни»

Среди этой возвышенной, в прямом и переносном смысле, обстановки возникает мир поистине сказочный, но легко уязвимый, обреченный на гибель после ухода эльфов в Серебристую Гавань. Мир этот словно из какой–то волшебной географии, о которой сохранились лишь ностальгические воспоминания. Так что география Толкиена тоже исполнена символики: деревья, цветы, леса, дороги и тропы, горы и ущелья — все это составляющие духовного мира, внутреннего красочного зрелища, которое захватывает читателя, увлекая его за собой, как если бы он и сам был неутомимым путешественником. И удача Толкиена как раз в том и заключается, что он обращает читателя в очарованного странника, непосредственного участника одного из самых невероятных путешествий–посвящений в истории литературы.

Толкиена вряд ли можно считать британцем по духу; любовь к водным просторам, особенно к морю, выдает в нем чистокровного англосакса, хотя он не был ни великим путешественником, ни мореплавателем. Но именно на морских просторах суждено снискать себе славу самому, пожалуй, значительному и знаменитому герою Толкиена — Эарендилу, получеловеку–полуэльфу, заслужившему прощение Валар за неблаговидные дела людей, из–за которых вce обитатели Средиземья оказались ввергнутыми в войну Великого Гнева, истинно священную войну против Моргота, всемирного Черного Врага.

Любовь к морю, озерам и рекам проходит через все творчество Толкиена, хотя наиболее ярко и определенно она выражена и обоснована в «Сильмариллионе», особенно в описании бога вод Ульмо, чье могущество «первое после Манве, главного Властителя, Владыки мира и Повелителя всех обитателей его».

Толкиен сразу обращает внимание на то, что Ульмо одинок, как одинока судьба самого автора, да и всей Великобритании. Одиночество даже являет собой одну из его сущностей:

«Он редко бывал на Совете Валар, ибо мысль его и без того могла объять всю Арду целиком, да и в крове ему не было никакой надобности»

Ульмо бестелесен, однако же в воинственном обличье своем он грозен, «точно громадный вал, готовый того и гляди обрушиться на берег; чело его венчает черный шлем, отороченный пеною морской и кольчужным воротом, искрящимся серебром». «Глас его гулок, подобен рокоту, исходящему из самой бездны океана, который лишь он один и созерцает».

Между тем, Ульмо отведена роль куда более важная, чем другим Валар:

«Любит он и эльфов, и людей и никогда не оставлял ни тех, ни других».

И все же Ульмо больше помогает советами эльфам; он же упреждает Тургона, дабы тот озаботился судьбой Гондолина. Ульмо олицетворяет спасение, грядущее с запада, откуда, если допустить подобную аналогию, пришло оно однажды для Западной Европы, в частности для Великобритании, во время двух мировых войн, чему Толкиен был непосредственным или косвенным свидетелем.

У Ульмо всегда под рукой огромные рога из белого перламутра, Улумури, и трубный их глас разносится повсюду, навевая воспоминания о былом. Говоря об Ульмо, нельзя не вспомнить знаменитую строку Бодлера:

«Свободный человек, всегда любить ты будешь море!..»

Толкиен при каждом удобном случае вспоминает море и музыку вод, которой внемлют и люди, и эльфы. Необоримый зов моря и ускорил исход эльфов из Средиземья. Тот же самый зов венчает и эпопею братьев по Кольцу.