Толкиен. Мир чудотворца

Гимли начинает роптать, поминая недобрым словом Гэндальфа — не все, мол, предвидел, не все предугадал, хотя и прослыл прозорливым, — при том, что преследователи уверены: маг, добрый их друг и товарищ, канул безвозвратно. И вот, когда они втроем добираются наконец до опушки Фангорна, Гимли ворчит: что еще остается делать — только умереть с голоду в этом дремучем лесу…

Другой многотрудный переход выпадает на долю Фродо и Сэма — они совершают его вместе с Горлумом по извилистым тропам, затерянным в землях Саурона. Места эти нехоженые, окутанные зловещим мраком, и, кажется, троим путникам их ни за что не одолеть. Но величайшая литературная заслуга Толкиена как раз в том и заключается, что описанию этого нескончаемого перехода он отвел в своей книге добрых триста страниц. При том острый глаз наблюдателя ни разу его не подвел —даже не верится, что все это он видел не в реальной жизни, а в собственном воображении. Возьмем несколько примеров, напомнив для начала тот, что уже был приведен выше:

«В стылый предутренний час они прыгали по мшистым кочкам, а ручей забулькал на последней россыпи каменных обломков, и канул в ржавое озерцо. Шелестели и перешептывались сухие камыши, хотя в воздухе не было ни дуновения.

И впереди, и по обе руки простирались в тусклом свете неоглядные топи и хляби. Тяжелые испарения стелились над темными смрадными мочажинами. Их удушливое зловоние стояло в холодном воздухе. Далеко впереди, на юге, высились утесистые стены Мордора, словно черный вал грозовых туч над туманным морем»

И так — на протяжении многих–многих страниц. Все это еще больше убеждает наших хоббитов, что они и впрямь забрели в самые гиблые края во всем свете. Правда и то, что их поход, в сравнении с ратными подвигами Пиппина и Мерри, дело на редкость неблагодарное и изнурительное. Из них троих больше всего достается Фродо: он смертельно устал и почти всю дорогу плетется в хвосте, покуда спутники его выбирают верную стезю в лабиринте едва различимых троп. А между тем кругом простирается сплошная топь: «окна, заводи, озерца, раскисшие русла речушек… Это было нудно и утомительно. Зима с ее мертвенным, цепким холодом еще не отступилась от здешнего захолустья».

Даже сноровистый Горлум порой теряется — не может отыскать верную дорогу. Так, постепенно «они забрели в самую глубь Гиблых, или Мертвецких, Болот, и было уже темновато». Дальше Толкиен дает еще одно описание обрывистых стен Мордора. Путники уже брели по безотрадной, сумрачной бугристой равнине, больше похожей на неоглядное заброшенное кладбище, — символ долгого, мучительного сошествия в преисподнюю, внешние пределы которой обозначились в виде Мертвецких Болот.

Пришествие в Мордор характеризуется в начале главы 3 тома 4 своеобразной фонетической поляризацией:

«С запада Мордор ограждает сумрачная цепь Эфель–Дуата… а с севера — пепельно–серый, обветренный хребет Эред–Литуи..

»

Далее Толкиен упоминает скорбные равнины Литлада и Горгорота — последнее название созвучно с библейской Голгофой, — Ущелье Привидений Кирит–Горгор и, наконец, Клыки Мордора. Ну а за всем этим громоздится крепость Барад–Дур…

К мытарствам двух хоббитов и Горлума мы еще вернемся — в главе «Изысканный ужас». В самом деле, далеко не всякий писатель смог бы так мастерски создать обстановку страха, перерастающего в леденящий ужас, вызванный будто не самим автором, а природой, словно она внезапно переродилась, сделавшись в одночасье до омерзения неприглядной. Это тем более ощутимо на фоне loca amoena — дивных, благих мест, что встречались нашим странникам на их долгом пути. Приведем здесь примечательные в этой связи слова Фродо:

«Он [Бильбо] часто повторял, что на свете всего одна Дорога, что она как большая река: истоки ее у каждой двери, и любая тропка — ее проток».

Фродо пока еще не улавливает до конца смысл дядюшкиных слов: ведь он еще только в начале своего пути и пока только раз столкнулся с одним из Черных Всадников. Но он уже предчувствует чарующую магию Дороги, ибо для него она становится сродни Судьбе. И если в нашем мире все дороги ведут в Рим, то в мире Толкиена, они непременно ведут к Кольцу.

Loca amoena (напомним — дивные места), через которые пролегает путь героев «Властелина Колец», заключают в себе важную символику — она имеет прямое отношение к риторической традиции, восходящей к тем стародавним временам, когда странствующие поэты состязались меж собой в красноречии — вернее, в умении живописать чарующую прелесть природы. История живописания подобных loca amoena начинается с легенд о короле Артуре, вдохновлявших многих писателей и поэтов, очарованных Средневековьем и героической рыцарской эпохой.