Толкиен. Мир чудотворца

«Сим присягаю верно служить Гондору и государю–наместнику великого княжества, клянусь по слову его молвить и молчать, исполнять и пресекать, являться и ходить — в годину изобилия или нужды, мира или войны, в радостный или же смертный час, отныне и навечно, ежели государь мой не отрешит меня от клятвы, или смерть меня от нее не избавит, или же не рухнет мироздание. Так говорю я, Перегрин, сын Паладина, невысоклик из Хоббитании».

Затем по требованию Денэтора Пиппин рассказывает, как погиб Боромир. Гэндальф одобряет поступок хоббита и говорит, что Денэтор принял его на службу. И лишь благодаря присутствию Пиппина в самую трагическую минуту для Минас–Тирита Фарамир избегнет погребального костра, куда его пытается увлечь за собой родной отец.

Что до Мерри, он присягает несколько позже. Теоден предлагает Мерри стать его оруженосцем. А Мерри отвечает, что меч у него и так есть. И вдруг,

«тронутый чуть не до слез лаской старого конунга, он внезапно опустился на одно колено, взял его руку и поцеловал. — Конунг Теоден, — воскликнул он, — позволь Мериадоку из Хоббитании присягнуть тебе на верность! Можно, я возложу свой меч тебе на колени? — С радостью позволяю, — ответствовал Теоден и в свою очередь возложил длинные старческие пясти на темно–русую голову хоббита…»

Кроме того, Теодену присягают на верность лешаки, дикий лесной народ, при обстоятельствах, не совсем подходящих для столь торжественного случая. Как уточняет Толкиен, лешаковское племя древнее, а службу Теодену от лица лешаков предлагает их вождь Ганбури–Ган. Он поведет Теоденово войско тайной тропой, которая известна лишь ему одному.

«Однако ристанийцам и в голову не приходило опасаться брюханов–лешаков».

А чуть погодя Арагорн повелит трубить в трубы и глашатаи возвестят:

««Внемлите слову Великого Князя Элессара! Друаданский лес отдается навечно во владение Ганбури–Гану и его народу! Отныне без их позволения да не ступит сюда ничья нога!» В ответ прогрохотали и стихли барабаны».

Арагорн торжествует как истинный властелин: он дает обет сохранить в мире порядок и щедро одаривает своих верноподданных, являя всем истинно царские достоинства. Впрочем, достоинства эти традиционны — точно так же описывает их в «Истории британских королей» и Гальфрид Монмутский(40)

:

«В ту пору был Артур пятнадцатилетним отроком, но доблесть его и щедрость не знали пределов, и по природной доброте своей был он столь великодушен, что народ возлюбил его всею душой. Будучи уже облеченным властью, завел он для себя обычай оделять верноподданных дарами».

Ибо великодушие есть привилегия королей. А кельты «более всего на свете уважали пышные празднества и пиры…»

Великодушие не таит в себе ни малейшей опасности для властителя, поскольку оно служит залогом благоденствия, к тому же оно обеспечивает властителю беззаветную любовь подданных. Но «истинно и то, — пишет Гальфрид Монмутский, — что природная щедрость и отвага могут обездолить благородного храбреца, однако ж быть ему в беде суждено недолго».

А в «Ланселоте»(41) один праведник искренне предостерегает Артура от неблаговидных деяний:

«Великодушие, сам знаешь, ограждает от беды… оно еще никого не доводило до сумы, а жадность многих довела до погибели».

После доблестных побед, пишет Вас(42) в романе «Брут», «Артур одарил почестями всех присных своих; так проявил он любовь и широту души своей к тем, кто был того достоин».

Будучи признанным государем, любил он одаривать и придворных и многочисленную свиту.

Но стоило Артуру отступиться от благородства, как сподвижники оставили его:

«И вот однажды Артур лишился великодушия. И потерял всякое желание содержать двор свой в довольстве… Завидев же, что благодетельствует он все реже, рыцари стали покидать двор его. Из трехсот семидесяти рыцарей, коих он обыкновенно держал при себе, остались с ним не больше двадцати пяти».

Впрочем, подобный финал есть неизменное следствие любого жизненного цикла. Так золотой век короля Артура пришел в упадок, положив начало проклятым временам. У Толкиена же, к счастью, золотой век с возвращением Арагорна воссиял с новой силой. И Арагорн, под стать величайшим самодержцам, выказывает поистине королевское великодушие, особенно своим сотоварищам по Братству Кольца. Когда он вновь встречает Эомера, тот говорит ему:

«С того дня, как возник ты предо мною в зеленой степной траве, я полюбил тебя, и полюбил навсегда».

Между тем «Арагорн просил Хранителей пока что держаться вместе. — Все на свете кончается, — сказал он, — однако же немного погодите: не все еще кончилось из того, в чем мы с вами были соучастниками…»

Он просит друзей дождаться, когда прорастет побег — отпрыск Древнейшего Валинорского Древа, залог мирского благоденствия и духовного блаженства.

И прозорливый Гэндальф говорит ему: