Только через мой труп

– Я вовсе так не думаю. Просто мне ничего толком не известно. И я же попросил вас больше не вскакивать с места. Пожалуйста, сядьте, мисс Тормик. Спасибо. Я всегда был романтичен до идиотизма. Да и сейчас таким остаюсь, только научился держать в узде свои порывы. В двадцать пять лет мне казалась романтичной миссия секретного агента австрийского правительства. Мое возмужание и обретение жизненного опыта прервала мировая война. Это не самый лучший способ узнать жизнь. Война выдерживает вас в крепком рассоле слез страха и отвращения. Пф! После войны я еще оставался тощим и прытким. В Черногории я принял на себя ответственность за трехлетнюю сироту, обязался доставлять ей средства к существованию, заботиться о ее физическом здоровье и нравственном воспитании. Я удочерил ее. Кое-какие другие поступки окончательно избавили меня от юношеской восторженности, но это уже с вами не связано. Когда я впервые увидел ту девочку, она напоминала живой скелетик… Из-за других моих дел мне пришлось покинуть Черногорию. Девочку я оставил, как полагал, в хороших руках и вернулся в Америку. – Вульф откинулся в кресле и чуть прищурился. – А дальше, пожалуйста, продолжайте вы.

– Вы оставили меня в Загребе с Перо Бровником и его женой, – сказала Нийя.

– Верно. Как вас тогда звали?

– Анна. Мне было восемь лет, когда их арестовали и расстреляли, как бунтовщиков. Я не очень хорошо это помню, но знаю обо всем досконально.

– Понятно, – мрачно отозвался Вульф. – И те три года, что я продолжал посылать деньги в Загреб, их кто-то попросту прикарманивал, прикрываясь именем Бровника. У меня зародились подозрения, и я решил в этом разобраться – хотя тогда уже был далеко не тощим, – но ничего выяснить мне не удалось. Я так и не сумел разыскать ту девочку. Только угодил в тюрьму, откуда меня вызволил американский консул, и в течение десяти часов должен был покинуть страну. – Вульф скривился. – С тех пор я больше не был в Европе, да и в тюрьме тоже. Где же вы скрывались?

– Мне тогда было одиннадцать лет.

– Да. Но все же – где вы были?

Прежде чем ответить, она некоторое время пристально разглядывала его.

– Я не могу вам этого сказать.

– Либо вы мне всё расскажете, либо уходите отсюда и больше не возвращайтесь. А украденная вами бумага, которую ваша подруга спрятала в моей книге, останется у меня. Только не поднимайте снова кошачий визг.

– Расскажи ему, Нийя, – велела Карла.

– Но, Карла, тогда он узнает…

– Расскажи, я говорю!

– И расскажите правду, – посоветовал Вульф. – Я все равно ее узнаю, стоит только мне отправить телеграмму в Европу.

Нийя сказала:

– Когда Бровников арестовали, меня отправили в интернат. Год спустя меня забрала оттуда некая миссис Кэмпбелл.

– Кто это?

– Англичанка, секретарь князя Петера Доневича.

– Что ей от вас было нужно?

– Она посетила наш интернат, и я ей как будто понравилась. Тогда я уже не была скелетиком. Она хотела удочерить меня, но не могла этого сделать, из-за вас.

– Почему она не связалась со мной?

– Из-за… князя Доневича. Из-за тех друзей, которые имелись у вас в Югославии, вроде Бровников. Доневичи знали, что вы можете доставить неприятности, а неприятности со стороны американца им не очень-то улыбались.

– Разумеется. Им вряд ли удалось бы вызвать в страну американца и потом расстрелять его. Значит, она просто украла деньги, которые я посылал в течение трех лет.

– Об этом я ничего не знаю.

– А сейчас она где?

– Умерла четыре года назад.

– Где вы были после этого?

– Там же, где и раньше.

– У Доневичей?

– В их доме.

– Молодой князь Стефан тоже там жил?

– Да, и он, и его сестры.

– А жена?

– Потом – да, конечно. Когда они поженились два года назад.

– С вами обращались как с членом семьи?

– Нет.

Она поколебалась, но снова настойчиво повторила:

– Нет, не как с членом семьи.

Вульф повернулся к Карле и резко спросил:

– Вы жена Стефана, княгиня Владанка?

Девушка, хлопнув ресницами, широко раскрыла глаза:

– Я? Boga ti! Нет!

– Но ведь бумага, что вы сунули в мою книгу, была у вас.

– Я же говорю, что украла ту бумагу, – прервала Нийя. – Я не всегда лгу.

– Где вы ее украли – в Загребе или в Нью-Йорке?

Она покачала головой:

– Об этой бумаге я ничего не могу вам рассказывать. Ни за что, чем бы вы мне ни грозили.

Вульф хрюкнул.

– Секретная политическая миссия. Знаю, как же! Скорее умру, но не скажу. Я сам играл в эти глупые грязные игры. Но коль скоро вы жили в одном доме с княгиней Владанкой, то должны очень хорошо ее знать. Вы с ней подруги?

– Подруги? – На лбу Нийи собрались складки. – Нет.

– Какая она из себя?

– Умная, красивая, эгоистичная и вероломная.

– Вот как. Но я спрашиваю про внешность.

– Ну… она высокая. Руки у нее гибкие, словно две змеи. Лицо вот такое. – Нийя изобразила овал. – Глаза черные, как у меня. Даже, пожалуй, чернее.

– Она сейчас в Загребе?

– Когда я уезжала, была там. Говорили, что она должна поехать в Париж повидаться со старым князем Петером, а потом в Америку.

– Вы лжете.

Она посмотрела прямо на него:

– Иногда лгать необходимо. Есть такое, о чем я не могу вам рассказать. Не имею права.