Только для девочек

После этого академик Деревянко не только разыскал писателя Корнилова, но и посетил его лекцию, вернулся и сказал Валентину Павловичу, что у него, у Светила, с писателем Корниловым совершенно одинаковые характеры.

— Очевидно, — припрятав улыбку, заметил Валентин Павлович, — академик Деревянко считает себя тоже добрым, искренним и бесхитростным.

«А почему, собственно, писателю можно быть добрым, искренним и бесхитростным, а хирургу — нельзя?» — подумала я и спросила об этом у Олимпиады Семеновны.

— Хирургу — можно, — ответила Олимпиада Семеновна, — но вот руководителю клиники, особенно травматологического центра, никак нельзя. Иначе у людей, перенесших операции, начнутся заболевания, вызванные инфекцией, — остеомиелит и даже сепсис.

Этим Олимпиада Семеновна и ограничилась. Ее вызвали в соседнюю палату.

Глава семнадцатая

Вот они и встретились, артистка Валя Костенко и Валентин Павлович. И навестили меня. Валя была в красном платье из особой шерсти, похожей на толстый крепдешин, шершавой и немнущейся. Платье выглядывало из-под белого свеженького халата, и сидел этот халат на Вале так, словно был специально для нее сшит и составлял один комплект с этим мягким шершавым платьем, и с Валиными черными блестящими туфельками, и с ее черной блестящей сумочкой, и с ее красивой прической, и милым, покрасневшим от волнения лицом. Я не удержалась:

— Где вы взяли такой красивый халат?

Валя смутилась и ответила чуть растерянно:

— Это мне внизу дали. В гардеробной. Как всем.

Всем таких халатов не дают. Халат этот, вероятно, ждал ее уже несколько дней. Наверное, его подобрал и приготовил для Вали сам Валентин Павлович.

Валентин Павлович все время улыбался не к месту и старался не смотреть на Валю, и говорил о том, что я молодец, что скоро они меня поставят на ноги, что я снова пойду в школу и буду кататься на коньках, хотя кататься на коньках я совсем не умею и вовсе не стремлюсь к этому.

И я поняла, что мне нужно быть очень активной, что все зависит от моей активности, что иначе они снова расстанутся, как тогда в Сочи. Они просто не умеют сказать друг другу то, что им так хочется и так нужно сказать. Ну, самую простую и обыкновенную вещь. Валентину Павловичу, я убеждена, очень хотелось спросить, какой у Вали номер телефона. И можно ли ему, Валентину Павловичу, время от времени звонить ей. А Вале вообще, наверное, не следовало хитрить, нужно было просто спросить:

— Когда я снова увижусь с вами?

Но они оба не могли и не умели об этом поговорить.

Поэтому я очень быстро и очень горячо стала рассказывать Вале, что детям здесь в больнице все-таки скучно, что они лишены культурных развлечений, что было бы хорошо, если бы Валя в свободное от репетиций и спектаклей время приходила сюда в больницу, посещала палаты и читала бы детям литературно-художественные произведения которые входят в школьную программу, а если ей захочется, то можно и такие, которые в программу не входят, для ходячих можно и в холле.

Валентин Павлович вдруг вообразил себя страшным хитрецом и тоже стал говорить, что мне пришла в голову правильная идея, что это просто Валин долг, что если Вале это нужно, то администрация больницы может договориться с администрацией театра о том, чтобы ей для этой благородной цели выделяли специальное время.

Тут, я думаю, он уже намного переборщил. Цель у него, конечно, тоже была благородная: снова увидеться с Валей. Но стоило ли для этого обращаться к двум администрациям? Очевидно, это же почувствовала и Валя, потому что сказала, что администрация ей не указ, что она сама будет приходить. Что ей это даже полезно, потому что она сейчас готовит роль Тома Сойера и будет читать ребятам эту книжку.

Как живет Валя, что она делает на работе и дома, я себе представляла. По ее же рассказам в Сочи. Я себе даже представляла ее однокомнатную квартиру в хорошем районе, на Печерске, против сада, нишу-спальную, которая отделяется от основной комнаты занавеской из алюминированной ткани, и синий ковер без ворса. Очень красивый. Похожий на покрашенный в синее мешок.

А вот как живет Валентин Павлович, я себе совершенно не представляла. Поэтому я стала выдумывать.

Ну вот, почему он, например, не имеет собственных детей и вообще не женат? Наверное, потому, что жениться у него не было времени. Ведь не может, наверное, мужчина, даже если он очень мужественный человек, подойти к какой-нибудь женщине и сказать: будьте моей женой. Она все равно откажется. Сначала нужно, чтобы они хорошо узнали и полюбили друг друга, чтоб они не могли друг без друга, как мой папа и моя мама.

И еще мне кажется, что я понимаю, почему у него нет собственных детей. Всю свою душу и все свое сердце он отдает чужим детям. При таком характере, где бы он взял их для собственных.

Но зато Валентин Павлович, по-моему, достиг самого большого, чего может достичь человек на земле: у детей, у чужих детей с переломами и травмами только при взгляде на него светлеют лица и блестят глаза.

Хорошо бы поставить кинофильм о Валентине Павловиче. Даже не о нем конкретно, а о таком человеке, как он.