Только в моих объятиях

— Не спорь, — настаивала она. — Это правда. Ведь я родилась первой и в течение какого-то времени имела маму в своем полном распоряжении. Ведь я была первой Мэри! А потом пришли другие, с которыми мне пришлось делить и маму, и имя. — У Мэри возникло такое чувство, будто сердце ее начинает сочиться ядом. — Проведенное с нею в госпитале время было для меня чрезвычайно важным. Я знала, что ей доставляет удовольствие брать туда именно меня и что она никогда не позовет с собой кого-то из сестер. Я надеялась избавиться от них угрозами, если вдруг кто-то вздумает сунуть туда нос. Этого были достойны только мы с мамой, и даже необходимость делить ее с больными не воспринималась мною болезненно, ведь в уходе за ними она принимала мою помощь. — Мэри с всхлипом перевела дыхание и продолжила свой рассказ таким тихим голосом, что Райдер с трудом различал слова:

— А став одной из сестер, я увидела, что этим порадовала ее пуще прежнего. — Она тихонько высвободила руку из пальцев Райдера и уселась, прикрывая грудь одеялом:

— Я ужасно плохая, Райдер. Я оказалась мошенницей. И лгуньей.

Райдер осторожно погладил ее по щеке, убрав с лица влажную прядь волос:

— Ты слишком сурово судишь себя, Мэри.

— Нет, я просто… — затрясла было головой девушка, но Райдер перебил ее:

— Никто никогда не требовал от тебя того, что ты стараешься требовать от себя. Если ты и притворялась, то делала это искренне. Годы, проведенные в служении Господу, не могут оказаться ложью. Ты помогала страждущим. Ты щедро делилась с ними силой своего духа, своей веры. Ты поддерживала тех, кого оставили силы, ободряла утративших надежду. И в этой жизни не было обмана. Отзывчивая… самоотверженная… верная… невинная… — ты на самом деле была такой, Мэри.

Ах, как ей хотелось ему верить! Как ей хотелось, чтобы он верил в то, что говорил!

Райдер следил за бушевавшей у нее в душе бурей, отражавшейся в огромных зеленых глазах. Он уселся, опираясь спиной на каменную стену и ласково обнял Мэри, свернувшуюся калачиком у него под боком. Как и в ту первую ночь их знакомства, его объятия подействовали на нее умиротворяюще.

— Если бы ты прожила свою жизнь по-другому, мы ни за что бы не встретились, — прошептал он. — И я имею дерзость утверждать, что рад избранному тобою пути. — Зажмурившись, он прижался щекой к ее макушке. — Мне радостно думать, что сам Всевышний приберег тебя для меня. Он знает, что ты спасла мне жизнь.

Мэри улыбнулась трясущимися губами и зажала рот кулачкам, чтобы не зарыдать в голос. Убаюканная его сильными руками, она заснула безмятежно, как дитя.

— Расскажи мне поподробнее про Анну Лей, — попросила Мэри, которой надоело прикидываться погруженной в чтение. Потянувшись, она захлопнула книгу и швырнула ее обратно в корзину. Райдер сидел на краю каменной кровати. К его больной ноге была привязана веревка, пропущенная через деревянную перекладину. Поднимая полное воды ведро, прикрепленное к другому концу веревки, он старался вернуть силу истощенным во время болезни мускулам. Его лицо заливал пот, однако Райдер продолжал упражнения. — По-моему, ты перебарщиваешь с нагрузками, — заметила Мэри. — Передохни и расскажи про Анну Лей.

Он приостановился — причем в этот момент ведро с водой зависло в воздухе — и проворчал, оставаясь совершенно равнодушным к строгому взору Мэри:

— Ты ведешь себя, как шишка на ровном месте.

— Мои сестрицы твердили то же самое. Мне на это наплевать.

— Поняв, что Райдер намерен проявлять не больше повиновения, нежели ее пресловутые сестрицы, Мэри перешла от слов к действию. Она вскочила с кресла и, прежде чем он разгадал ее намерение, подхватила висевшее на веревке ведро и выплеснула из него воду обратно в пруд. Прижав ведро к груди, она поспешно возвратилась в кресло.

— Позже ты сам будешь меня благодарить за это! — буркнула она.

Райдер не сомневался. По его прикидкам, оставалось не более трех дней на то, чтобы раненая нога окончательно зажила. Сейчас подходил к концу второй день, и, встав на ноги, Маккей понял, что поспешил. Каждый шаг отдавал сильной болью. А необходимость ковылять на глазах у Мэри усиливала эту боль вдвойне.

— Злорадство никогда тебя не красило, — съязвил он, кое-как добравшись до кресла-качалки.

— Меньше всего меня волновал мой внешний вид. — В подтверждение своих слов Мэри даже прищелкнула пальцами.

И Райдер понял, что это правда. Она почти никогда не обращала внимания на то, как выглядит. Ей не были свойственны надуманно-изящные позы или отрепетированные выражения лица. Оно поражало своими прекрасными живыми чертами, несмотря на то что почти всегда хранило невозмутимо-невинное выражение. «Нет, пожалуй, все же не всегда оно казалось таким прекрасным, — тут же поправил себя Райдер. — Вот, к примеру, сейчас оно выглядит отвратительно самодовольным».

— Ну ладно. — Он с наслаждением расслабил больную ногу и помассировал рубец от раны. — Что тебе угодно знать?

— Почему она оказалась с тобой?

— Ты хочешь знать, почему она оказалась в составе конвоя или почему оказалась именно со мной?

Мэри скорчила весьма неприятную гримаску и недовольно фыркнула: