Только вернись

Каролина швыряет на стол купюру, спешно поднимается с места и покидает кафе. Жду, пока ее силуэт скроется из виду и встаю из-за стола… И как это понимать? Война продолжается или моя тетушка объявила перемирие? Оглядевшись по сторонам, иду к выходу из парка. Свирепый, к моему большому удивлению, ждет меня на лавочке.

– Добрый вечер, Каролина Дмитриевна. Я решил самолично убедиться, что с вами все в порядке, – он вынимает из кармана платок и стирает со лба пот. Прячет его обратно, в карман ярко-красного хлопкового пиджака.

– Плохой из вас коспиратор, – улыбаюсь я. – Видели ее?

– Нет, но ребята сделали ваше совместное фото. Я займусь ее личностью. Хочу узнать, что тогда все же произошло?

– Каролина сказала, что мой дед упрятал ее в закрытое учреждение, я не уточнила какого рода… Может, она страдает психическим расстройством?

– Ну а вам, как показалось? – осторожно интересуется Свирепый. – Как она… в общении?

– Неадекватная. Настроена на войну, но решила благосклонно отложить дела на потом.

– Каролина, ложитесь в больницу и занимайтесь здоровьем, – вздыхает Свирепый. – Она пошла на контакт, значит, не будет топить ваш дом или похищать малышку. Будет просто ждать.

– Так и сделаю.

Следую совету Всеволода Ивановича и занимаюсь собой – собираю необходимые для госпитализации документы, расписываю инструкции для Юли, много ем и сплю… Вяземский деликатно справляется о моем здоровье и разговаривает с дочкой по видеосвязи. Улыбается ей с экрана и смущенно отводит взгляд, встречаясь с моим… Мы как школьники, ей-богу. Глупые подростки, совершившие неловкий или поспешный поступок и не смеющие его исправить… Глеб молчит о чувствах, не терзает меня разговорами о нашем совместном будущем, говорит о чем угодно, но не о нас…

Наверное, мы постепенно превращаемся в добрых друзей или бывших, сохранивших отношения. Или мне кажется? Утром он приезжает к нам с Милочкой, чтобы проводить меня в больницу. Забирает из рук сумку, целует Милу в щечку и молча садится за руль, не доверяя столько деликатное дело Брыкалову.

Осторожно довозит меня до места и помогает выйти. Разговаривает с врачом, помогает разместиться в комфортабельной палате, даже постельное белье гладит ладонями, расправляя складки… Делает всякую ерунду, не находя смелости заговорить…

– Ну… пока… Завтра меня прооперируют, – выдавливаю надтреснутым шепотом. Отворачиваюсь в окно, любуясь ярко-оранжевыми бархатцами, затопившими палисадник. Не знаю, что еще говорить? Что, вообще, говорят в таких случаях? Прощаются или дают наказ, как жить, если операция закончится летально?

– К черту все, Кара, – Глеб разворачивает меня к себе и крепко прижимает к груди. – Из больницы поедешь домой.

– Куда домой, Глеб? – улыбаюсь, наблюдая за его пылающими волнением глазами.

– Ко мне, к нам… Возвращайся, любимая, делай со мной, что хочешь, я весь твой, с потрохами, душой и телом, что хочешь… Подыхаю без тебя, слышишь? Что хочешь… Только вернись.

Глава 42

Каролина.

Он порывисто притягивает меня к груди, обжигая висок горячим дыханием, целует веки, лоб, подбородок… Медлит, не решаясь поцеловать в губы. Зарывается пальцами в волосы и стягивает резинку с хвоста, вдыхает аромат, гладит меня, обнимает…

Чувствую исходящий от него жар, плавлюсь в сильных руках, понимая, что чувствую то же самое… Он нужен мне – несмотря на прошлое и наши ошибки…

Поднимаю глаза, встречаясь с его взглядом – по-мальчишески искренним, любящим, глубоким, как омут… Раскрываю губы, чтобы ответить, но проглатываю слова, боясь все испортить… Давно я не говорила мужчине таких слов… У меня-то и не было никого.

Понимаю, Вяземскому сложно в это поверить – я красивая, обеспеченная женщина. Интересная, образованная, сексуальная… Все, при мне, кроме некоторых особенностей характера. Мне тяжело подпускать к себе посторонних людей. Особенно мужчин. А уж открываться перед ними душой и телом…

– Пока, любимая, – Глеб вырывает меня из задумчивости. Нехотя снимает с моих плеч ладони и отступает на шаг. – Я приеду завтра, буду сидеть возле операционной. Кара, я… Ладно, неважно.

Важно, черт возьми! Я не могу позволить ему уйти вот так… Глеб разворачивается и ступает к дверям палаты. Какие у него широкие плечи – надежные, сильные, они смогут защитить меня от целого мира… Он для меня этот мир. Единственный, тот, кого я впустила в сердце и так и не смогла забыть. Злилась, ненавидела, боялась, хотела уничтожить его, растоптать, унизить… Расквитаться с его отцом, семьей, сделать всем им больно… Я всего этого хотела и томилась от неостывших чувств… Украдкой искала статьи о нем в интернете, чтобы посмотреть, каким он стал. Смотрела на Глеба, чувствуя, как внутри растет желание увидеть его… Снова увидеть…

– Глеб, постой, – хрипло выдавливаю я, боясь, что он уйдет.

– Каролина, детка, ты что? – резко разворачивается он. Опускает ладони на мои плечи и заглядывает в глаза. – Ты боишься, верно? Хочешь, я попрошу у доктора разрешения остаться? Я…