– Пап, вон какая у меня сверхспособность! Я горы могу заставить говорить! – И Мигелито затянул песню, а потом подождал, когда она облетит все холмы. – Это же сила, правда? Это магия? – спросил он у отца. – Я ведь тоже волшебник.
– Да, ты волшебник, – согласился Мигель.
Он шел медленно, заложив руки за спину, стараясь прочувствовать дух этого места. Он всегда так ходил, и Хосе шел за ним точно так же.
– Сила – это скрытая энергия, – сказал отец. – То, что люди называют магией, – это сила в действии.
– В действии! – крикнул его сын.
И горы тоже крикнули:
– В действии!
Это, очевидно, послужило доказательством сказанного и безмерно обрадовало мальчика. С улыбкой повернувшись к брату и отцу, он увидел, как мимо них проносится краснохвостый сарыч, а брат, сойдя с тропы, бросается за ним в погоню.
– Па! – позвал Мигелито. – Хосе удрал, он в кустах!
Отец остановился на развилке тропы, воображение рисовало ему, куда могло привести каждое из ответвлений.
– Вот эта тропинка ведет вверх, на скалы, – заключил он. – Куда направился твой брат?
– Ага, скажет он, дождешься от него! – фыркнув, сказал старший мальчик. – Когда он что-нибудь кому-нибудь говорил?
– Тогда пошли дальше. Он нас догонит. – Он свернул на новую тропу, и сын, потеснив его, помчался вперед. – Хорошо, что ты заговорил о силе, – начал Мигель, но Мигелито уже снова кричал ему:
– Пап! Глянь! Хосе нашел ее! Пещеру!
Хосе взобрался по склону холма к стене из валунов и вошел в пелену стелившегося по земле тумана. Они едва различили маленький силуэт мальчика, скользнувший в ровную расщелину и исчезнувший в пещере. Мигель со старшим сыном побежали за ним вверх по извилистой тропинке.
– Здесь! – закричал Мигелито, добежавший до места раньше отца. – Он тут!
Тут показался Хосе, красный и возбужденный, глаза его расширились от восхищения.
– Это
– Спасибо,
Мальчики воодушевленно закивали. Они повернулись, чтобы полюбоваться узкой долиной, лежавшей внизу, и все трое замолчали в созерцании и ожидании. Мимо снова со свистом пронесся сарыч. И тут великолепной вспышкой света солнце прорвалось сквозь туман и осветило их. Ребята стояли остолбенев. Отец заговорил.
– Жизнь, этот величайший художник, действует, – сказал он, – и рождается магия. Знать, что ты и есть жизнь, – это знать, что ты маг, художник, тольтек.
Шаман поднял руки и соединил ладони над головой. Он смотрел на огромный камень, и сыновья, повернувшись, увидели на плоской поверхности валуна тень Мигеля. Они в изумлении смотрели, а он начал двигаться всем телом, подобно змее, и тень зашевелилась с ним вместе. Казалось, на скале выросла огромная гремучая змея, она извивалась, дразнила их. Мальчишки беспокойно сглотнули и стали медленно повторять движения, устремив взгляды на чудовищное существо. Вместе с ними к танцу присоединились еще две змеи, а с окружающих холмов донесся треск погремушек, музыка несметного числа бутылочных тыкв. Необыкновенный ритуал продолжался: Мигель поддерживал состояние транса, и тень вдруг по-настоящему ожила. Змея прыгнула, мальчики вздрогнули и в страхе отпрянули. Бросая друг на друга испуганные взгляды, они нашли в себе мужество, свели руки над головой, как Мигель, и снова стали ритмично двигаться вместе с отцом, держась как можно ближе к нему. Чары усиливались, намеренно погружая мир в глубокий транс. Долина шипела и гремела, шум становился все громче.
– Слышите? – спросил Мигель. – Гора приветствует нас.
Сыновья мрачно кивнули, не сводя глаз со своих теней. Змеи сворачивались в клубок, изгибались, поглощенные движением жизни. Загипнотизированный собственной тенью, маленький Хосе, закрыв глаза и слыша зов магии, тоже начал танцевать под неслышные ритмы. Он тихо шипел сам себе, поддразнивая свои страхи. Небо прояснело, и его яркий белый счастливый свет растворил мальчика в себе.
Ветреным весенним утром Хосе Луис, нареченный в честь отца его отца, сидел на морском берегу в Малибу. У его ног беспокойно шумел Тихий океан, но своим внутренним оком Хосе Луис созерцал духовную пустыню. В священных повествованиях пустыня всегда была местом, где можно найти откровение и обрести истину. Вдали от общества, там, где не мешают его правила и где оно ничем не утешит, воин находит необходимое ему уединение. Никакие видимые признаки жизни не могут его там успокоить, и он встречается со своим самым страшным демоном. В пустыне, оставшись один и лишившись поддержки, духовный воин смотрит в лицо самому себе.