Том 1

В поле шла пахота. Артельные лошади, запряженные в плуги, ходили гуськом, и пахари задорно покрикивали на них. Все больше и больше становилось вспаханной земли. Только что поднятая плугом, она выглядела сочной, ярко-коричневой, а подсушенная солнцем и ветром, серела, как будто покрывалась пеплом.

Чуть поодаль, чтобы не пугать лошадей, пахал землю оранжевый школьный «Фордзон». За рулем сидел Шурка. На радиаторе, как огонек, горел красный манящий флажок.

Степа вспомнил первую коммунарскую весну в Дубняках, вспомнил отца, трепещущее на ветру кумачовое полотнище, которое он нес впереди колонны пахарей...

Тогда пахарей было совсем немного, а сейчас далеко окрест раскинулись поля — кольцовские, зареченские, торбеевские, а еще дальше поля сотен и сотен других сел и деревень, и повсюду люди пашут землю вместе, одной дружной семьей.

Так вот она, большая весна на земле, о которой мечтал отец Степы!

Трактор развернулся и пошел навстречу ребятам, переворачивая маслянистые, тяжелые пласты земли.

— Эх, если бы тракторов побольше! — вслух подумала Нюшка. — Мы бы всю землю подняли, всю ширь перепластовали... До самого некуда!

— Будут вам машины, будут! — улыбнулся учитель. — Ваше от вас не уйдет.

Нюшка заглянула Степе в лицо:

— Хочешь порулить? Мы уж тут все по очереди водили...

Степа кивнул головой.

Нюшка замахала руками и, когда Шурка остановил «Фордзон», сказала ему, что надо иметь совесть и уступить место другому,

Степа сел за руль и тронул трактор. Ребята и Матвей Петрович остались ждать его у края загона.

Заливались в небе жаворонки, припекало весеннее солнце, как живые, извивались под отвалами плугов черные пласты земли, острые лемеха разрывали старые межи, сливая узкие полосы в один широкий, неоглядный массив, а Степа все кружил и кружил по полю, крепко сжимая руль трактора.

Оживала земля, гудело поле...

ЗЕМЛЯ МОЛОДАЯ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

РАССЫЛЬНАЯ

Правление колхоза «Передовик» заседало уже третий час. Сквозь дощатую перегородку, отделявшую кабинет председателя от просторной горницы, доносились голоса, взрывы смеха, кашель, пробивался сизый дымок самокруток, словно в кабинете жгли лапник.

Рассыльная правления колхоза Нюша Ветлугина, приземистая скуластая девушка лет семнадцати, болтая ногами, обутыми в сапоги с короткими голенищами, и лузгая каленые подсолнухи, сидела у дверей кабинета и прислушивалась к голосам за перегородкой.

Говорили о многом: о семенах к весеннему севу, о кормах для коров и лошадей, о телегах, веревках, хомутах, мостике через Гремучий ручей, который еще осенью тайно разобрали какие-то ловкачи и тем самым отрезали путь к Калиновому полю.

И, хотя из кабинета порой доносились то яростные выкрики, то тяжелый стук кулака по столу (это, наверное, председатель дядя Вася призывал к порядку схватившихся в споре бригадиров), Нюша была довольна.

Что бы там ни судачили недруги о молодой кольцовской артели, какие бы слухи ни распространяли, но она живет, дышит и совсем не похожа на гиблое болото.

Рассыльная зорко охраняла порядок в правлении. Дважды приносила заседавшим холодной воды в ведре — пусть охладятся немножко горячие головы; сдерживала колхозников, желавших срочно переговорить с Василием Силычем. Когда же звонил телефон, Нюша приглушенным голосом отвечала, что председатель занят и не может подойти.

— Нельзя, граждане, не приемный час, — заявила она пожилым супругам Ползиковым, которые чуть ли не каждую неделю приходили в правление с жалобой друг на друга. — Да и не дяди Васино это занятие сводить-разводить вас. Шли бы в сельсовет или загс.

— А это не твоего ума дело, — огрызнулась жена Ползикова. — Молода еще... Поживи вот с наше-то...

— Да, не твоего, — согласился с ней муж. — Раз мы избрали Василия Силыча с полным единодушием, так должен он вникать во все наши неустройства.

И супруги Ползиковы в ожидании председателя сели на ступеньках крыльца, повернувшись друг к другу спинами.

Зато колхозного конюха Тихона Горелова Нюша пропустила на заседание без всякой очереди:

— Знаю, дядя Тихон, знаю... Ты по вызову... насчет тягла. Заходи, будь ласков...

— Я им скажу... Я им объявлю ноту! — с угрозой заявил конюх. — Не раздобудут кормов, всю солому с крыш посдираю... — И он, расправив плечи, шагнул в кабинет с таким видом, словно шел с рогатиной на медведя.

...Рассыльной в правление колхоза Нюшку Ветлугину назначили месяца три тому назад.

Работа ей пришлась по душе: целый день на людях, слышишь разные разговоры, узнаёшь все колхозные новости, да и сама не последняя спица в колеснице — рассыльная! То Нюшка бежала кого-то разыскивать, то передавала кому-нибудь поручение председателя, то скликала на собрание людей. Все это она проделывала быстро, сноровисто и аккуратно.

— Ты как курьер-фельдъегерь при дворе его величества, — посмеивался дед Анисим Безуглов, любивший частенько заглядывать в правление колхоза. — И скачешь, и гонишь без передышки. Тебе только перекладных не хватает.

— Ты уж, дедушка, ляпнешь по-старорежимному, — обижалась Нюша. — Какой же здесь двор его величества! Просто правление колхоза.