Том 1. Через пустыню, через гарем. Робер Сюркуф

— Вставай, мерзавец, и воздай мне и этому великому эфенди полагающиеся нам почести. Возблагодари его, так как это именно он попросил, чтобы я освободил тебя от предназначенного наказания. Он так ловко вытащил мне зуб, что я ничего даже не почувствовал. Приказываю тебе поблагодарить его!

О, какое удовольствие быть придворным врачом паши! Этот бедняга бросился передо мной ниц и поцеловал край моей поношенной одежды. Потом паша спросил:

— Где твоя аптека?

Врач показал на большой, источенный жучками сундук. — Здесь, о паша!

— Открывай!

Я увидел перемешанные в невообразимом беспорядке всевозможные кульки, листочки, кружки, амулеты, пластыри и многие другие вещи, характер и предназначение которых были мне полностью неизвестны. Я спросил соды и виннокаменной кислоты. Соды было вдоволь, а кислоты очень мало, но для моих нужд достаточно.

— Теперь у тебя все есть? — спросил меня паша.

— Да.

Он дал врачу прощальный пинок, наказав при этом:

— Заготовь большое количество этих веществ и запомни их названия. Они мне очень пригодятся, когда вдруг заболеет какая-нибудь лошадь. Но если ты забудешь названия, получишь полсотни хороших ударов!

Мы вернулись на кухню. Туда уже принесли бутыли, сургуч, проволоку и холодную воду. Губернатор всех немедленно выгнал. Ни один человек, кроме него, не должен был даже слегка приподнять завесу великой тайны приготовления вина, которое разрешено пить каждому доброму мусульманину без каких-либо угрызений совести, поскольку вино это ненастоящее.

Потом мы варили, охлаждали, наливали бутылки, закупоривали и опечатывали их, так что у паши пот капал с лица, а когда мы наконец закончили свои труды, слугам разрешено было войти, чтобы отнести бутылки в самое холодное место подвала. Одну бутыль паша взял с собой на пробу и нес ее в собственных высочайших руках через приемную в парадный покой, где мы снова уселись на ковер.

— Выпьем? — спросил он.

— Оно еще недостаточно остыло.

— Выпьем теплым.

— Оно тебе не понравится.

— Должно понравиться!

Конечно, должно, потому что пожелал сам паша! Он велел принести два бокала, приказал никого не пускать, даже дежурного офицера, и распутал проволоку, удерживавшую пробку.

Пуфф! Пробка выстрелила в потолок.

— Аллах-иль-Аллах! — крикнул он испуганно.

Вино, шипя, ринулось из бутылки. Я попытался быстро подставить свой бокал.

— Машалла! Оно и в самом деле пенится!

Паша раскрыл рот и просунул в него горлышко бутылки. Когда он отнял бутылку ото рта, заткнув отверстие пальцем, она была почти пуста.

— Великолепно! Слушай, мой друг, я люблю тебя! Это вино даже лучше воды из источника Земзем!

— Ты так находишь?

— Да. Оно даже лучше воды из havus kevser [134], которую пьют в раю. Я дам тебе не двоих, а четверых хавасов.

— Благодарю тебя! Ты хорошо запомнил, как готовить это вино?

— Очень хорошо. Я никогда не забуду этот рецепт!

Не думая ни обо мне, ни о том, что у нас было два бокала, он снова поднес бутылку ко рту и оторвался от нее, только когда бутылка опустела.

— Она иссякла. Почему она такая маленькая?

— Теперь ты понял, сколь ценной была моя тайна?

— Клянусь Пророком, я отметил это! О, ты очень умный человек! Но позволь мне тебя покинуть!

Паша поднялся и вышел. Когда он через недолгое время вернулся, я заметил: под его халатом что-то спрятано. Паша сел и вытащил из-под полы… две бутылки. Я рассмеялся.

— Ты сам их вынес? — спросил я.

— Сам! Это вино, которое вовсе и не вино, никто не смеет трогать бутылки, кроме меня. Я распорядился об этом внизу, и теперь того, кто только лишь прикоснется к бутылке, я прикажу засечь до смерти!

— Ты еще хочешь выпить?

— А разве нельзя? Ведь этот напиток так восхитителен!

— Я сказал тебе, что это вино только тогда приобретает настоящий вкус, когда достаточно охладится.

— Какой же у него вкус будет тогда, если уже сейчас вино превосходно! Слава Аллаху, вырастившему изюм, сахар, воду и лекарства, чтобы услаждать сердца верующих в него!

И он снова пил, не думая обо мне. Его лицо выражало высшее блаженство, а когда опустела вторая бутылка, паша сказал:

— Друг, с тобой не сравнится никто, ни верный, ни неверный. Четырех хавасов для тебя слишком мало, тебе нужно шесть!

— Твоя доброта велика, о паша, — я прославлю ее!

— Ты расскажешь о том, что я сейчас напился?

— Нет, об этом я умолчу. Я ведь ничего не скажу и о том, что сам напился.

— Машалла, ты прав! Я пью, не подумав о тебе. Протяни мне свой бокал, я откупорю еще одну бутылку.

Теперь и я смог отведать собственное изделие. Вкус у него был в точности такой, какой должен быть у смеси неохлажденной содовой воды с отваром изюма и сахара. Но непритязательный вкус паши был вполне удовлетворен.

— Знаешь ли, — сказал он и снова сделал продолжительный глоток, — что шестерых хавасов для тебя все еще мало? Ты получишь десять!

— Благодарю тебя, о паша!

Если бы выпивка так шла и дальше, я продолжил бы свое путешествие с целой армией хавасов, а это при известных обстоятельствах могло бы очень стеснить меня.

— Итак, ты едешь через страну поклонников дьявола, — затронул он другую тему, — Знаешь ли ты их язык?

— Они говорят по-курдски?