Том 1. Греция

Золотая лира,Единоправная доляАполлона и синекудрых Муз!Тебе вторит пляска, начало блеска;Знаку твоему покорны певцы,

Когда, встрепенувшись, поведешь ты замах к начинанию хора;Ты угашаешьМолниеносное жало вечного огня,И орел на скипетре ЗевсаДремлет, обессилив два быстрые крыла —

Орел, царь птиц;На хищную голову егоПролила ты темную тучу,Сладкое смежение век,И во сне

Он вздымает зыбкую спину,Сковываемый захватом твоим.Сам насильственный Apec,Отлагая жесткое острие копья,Забытьем умягчает сердце —

Ибо стрелы твои отуманивают и души боговОт умения сына ЛатоныИ глубокодонных Муз.(Пиф. 1, 1–12)

Такова система художественных средств, из которых слагается поэзия Пиндара. Легко видеть, что все сказанное относится не только к Пиндару – это характерные черты всего греческого мироощущения или, во всяком случае, архаического греческого мироощущения. Но сама напряженность этого мироощущения, постоянная патетическая взвинченность, настойчивое стремление объять необъятное – это уже особенность поэзии Пиндара. Его старшим современником в хоровой лирике был Симонид, младшим – Вакхилид; оба они пользуются тем же арсеналом лирических средств, но пиндаровской могучей громоздкости и напряженности здесь нет, а есть изящество и тонкость. Они не утверждают мировой порядок – они украшают мировой порядок, уже утвержденный. Сама страстность притязаний Пиндара на высшее право поэта осмыслять и утверждать действительность означает, что речь идет не о чем-то само собой подразумевающемся, что это право уже оспаривается.

Так оно и было. Пиндар работал в ту эпоху, когда аристократическая идеология, глашатаем которой он был, начинала колебаться и отступать под напором новой идеологии, уже рождавшей своих поэтов. Пиндар верил в мир непротиворечивый и неизменный, а его сверстники Гераклит и Эсхил уже видели противоречия, царящие в мире, и развитие – следствие этих противоречий. Для Пиндара смена событий в мире определялась мгновенной волей богов – для новых людей она определялась вечным мировым законом. У Пиндара толкователем и провидцем сущего выступает поэт, в своем вдохновении охватывающий ряды конкретных аналогичных событий, – в V веке таким толкователем становится философ, умом постигающий отвлеченный закон, лежащий за событиями. Лирика перестает быть орудием утверждения действительности и становится лишь средством ее украшения, высоким развлечением, важной забавой. Для Пиндара это было неприемлемо, и он боролся за традиционный взгляд на мир и традиционное место поэта-лирика в этом мире.