Том 1. Охота жить

– Кому как. Нам не скучно. Чего скучать?

– Так уж не скучно? – мужчина все улыбался.

Женщина шевельнула покатыми плечами.

– Нет.

– Ну, как же нет!

Женщина посмотрела на него, непонятно усмехнулась и снова принялась было постегивать вожжами по сапогу.

– У вас муж-то есть? – спросил вдруг мужчина.

Женщина оглянулась.

– Нету. А что?

– Да так. Я почему-то так и подумал.

Женщина прищурила в усмешке ясные глаза – они стали хитрые. Яркие, по-девичьи сочные, губы ее чуть приоткрылись, чуть приспустились уголками книзу.

– Почему же?

– Не знаю. Угадал, и все. Разошлись?

– Ну, допустим.

– Из-за чего?

Женщина отвернулась. Ей не хотелось говорить об этом.

– Так, – сказала она. – Из-за дела.

– М-да... – мужчина опять поправил волосы. – Бывает.

Некоторое время молчали.

– Ну и как же теперь? – спросил мужчина.

– Что?

– Как... жизнь-то вообще?

Женщина, не оборачиваясь к нему, усмехнулась.

– Ничего.

– Ничего – это, знаете, пустое место, – мужчина засмеялся. – Ничего – это ничего.

– Господи!.. – женщина качнула головой и посмотрела в глаза мужчине.

Тот перестал смеяться... Какое-то время смотрели друг на друга – один пытливо, другая с дурашливым удивлением. И вдруг засмеялись. У женщины в серых глазах заискрились крохотные, горячие огоньки.

– Чего вы смеетесь, а?.. Нет, вы скажите!.. Чего вы?.. – показывая на женщину пальцем, спрашивал мужчина, и сам радостно смеялся.

– Смешинка в рот попала, – женщина отвернулась и вытерла платком глаза. И уже серьезно спросила: – Вы зачем к нам? Уполномоченный, что ли?

Мужчине жалко было, что они перестали смеяться. Он бы посмеялся еще.

– Художник я, – сказал он. – На натуру еду. Рисовать.

Женщина с интересом посмотрела на него.

– Что? – спросил художник.

– Ничего. У нас в клубе тоже художник есть.

– Да?.. – художник не нашел, что сказать о том художнике, который у них в клубе, кивнул головой. – Художников много.

– А вы кого рисуете?

– А все. Тебя... вас могу. Хотите?

Женщина улыбнулась.

– Ну, меня-то... чего меня? А вот у нас виды шибко хорошие есть. На реке. Иной раз придешь по воду утром и глаз не отведешь – до того красиво! Сама думала: вот бы нарисовать.

– Не пробовала?

– Да уж... Вы, правда, посмотрите те места. Только рано надо. А скажите: рисовать учат, что ли, или это уж с рожденья в человеке заложено?

– И с рожденья, и учат... Учиться долго надо... – художнику не хотелось говорить об этом. – Ты вот расскажи лучше, как ты живешь? – он вдруг спрыгнул с телеги, пошел рядом. Улыбался, смотрел на женщину. – А? Как ты живешь вот в этом раю?! – он раскинул руки, оглянулся кругом.

Женщина улыбалась тоже.

– Хорошо живу.

Мужчина вздохнул всей грудью... Отбежал в сторону, сорвал несколько пыльных теплых цветков, догнал телегу, подал цветы женщине. Та приняла их с благодарной улыбкой.

– Кукушкины слезки называются, – сказала она, бережно складывая цветы в букетик. – Нету ей своего гнездышка, она плачет. Где слезинка упадет, там цветок вырастет.

– Нравятся? – художник прыгнул на телегу. Прыгая, задел рукой сгиб колена женщины, метнул в ее сторону быстрый взгляд...

Женщина поправила юбку и продолжала складывать букетик. На короткое мгновение в глазах художника встала картина: здоровая, красивая, спокойная женщина бережно складывает маленький букет из нежно-голубых скорбных цветов – кукушкины слезки. Но властное сильное чувство, как горячая волна, окатило его с головой... Картина пропала. Все в мире, вокруг, представилось вдруг ярким, скоропреходящим, смертным.

– Вообще что жизнь? – громко заговорил он. – Все кончится – и все! – он глядел на женщину – ждал, что она поймет его. – Ну, сделаем мы какое-то свое дело, то есть будем стараться!.. – художник досадливо поморщился – слова были глупые, мелкие. – Черт возьми!.. Ты понимаешь? Ну, сделаем – ну и что? А всю жизнь будем себя за горло держать! Такие уж... невозможно хорошие мы, такие уж... А посмотри – лес, степь, небо... Все истомилось! Красотища! Любить надо, и все! Любить, и все! Все остальное – муть, – он как будто спорил с кем, доказывал – говорил запальчиво, взмахивал рукой... И смотрел на женщину. Ждал.

Она внимательно слушала. Она хотела понять. Мужчина тронул ее за руку.

– Ну, что смотришь? Не понимаешь меня? – положил руку на ее мягкое плечо, хотел привлечь к себе.

Женщина резко вывернула плечо, в упор, до обидного спокойно, просто – как по лицу ударила – глянула на него. Сказала чужим резким голосом:

– Понимаю, – и отвернулась.

Художник отдернул руку – точно обжегся... Растерянно улыбнулся.

– О!.. О, какие мы! – помолчал, глядя на женщину, потом сердито сказал: – Поживем... и нас не будет. И все. Вообще, к черту все! – устало, с тихой злобой добавил он. Поднял ноги на телегу, лег и уткнулся лицом в пахучую траву.

Долго ехали так.

Звякала в передке телеги железка. Фыркал Гнедко. В лесу, пронизанном низким солнцем, звенели хоры птиц. Нечто огромное, светлое, мягко ступая по травам, шагало по земле.