Том 1. Сатиры и лирика. Стихотворения 1905-1916

Спит усталая Ли и не слышит, как плачет дитя.Сполз покров — свежесть ночи встревожила детское тело…Опускается Ной и, одеждой едва шелестя,Осторожно оправил ребенка рукой неумелой.Замер плач. Широко вдруг раскрылись большие глаза —Улыбаясь, дитя потянулось, как к матери, к Ною —Что-то в сердце тревожно забилось, как в бурю лоза.И, шумя, покатилось к былому растущей волною.Уплывали мгновенья, задумчивый месяц бледнел,Волны робко шипели, качая ковчег полусонно.Ной над спящим ребенком все думал о жизни, яснелИ, грустя, возвращался в ее необъятное лоно.         — «Для того ли я ждал, проклинал и горел,         Чтобы волны сомкнулись над грудою тел?..

         Чтобы завтра лишь рыбы тупые одне         Удивлялись созвездьям в немой тишине?         Смерть мертвее тоски… Смерть бессмысленней зла…         Разве не было в жизни святого угла?         Проклинал я, — но скорбь, и проклятья, и гнев         Не живей ли, чем гор огнедышащих зев?         Скат морской не страдает, — но кто б захотел         Променять все страданья на этот удел?         Не жесток ли, не слеп ли был жалкий мой суд?         Разве не было ясных и полных минут?         Если счесть их, — быть может, все черные дни         Не затмили бы их золотые огни…         Или юность моя не была мне игрой?         Не вставал ли, как солнце, я с каждой зарей?         Щедро радость дарил, никого не давил

         И живым отдавал весь огонь моих сил…         Я родил справедливость, зажег красоту,         В песню моря вдохнул и напев, и мечту…         Мыслью мир облетел, небеса разбудил         И свободой холмы и поля оживил…         Кто наполнит широкою песнью леса?         Чьи беспечные ноги омочит роса?         Разве лань не жила до того, как она         Под зубами тигрицы погибла средь сна?Камни глухи, и ветер не слышит себя…О Творец, я не буду суровей Тебя!Помнишь, как я молился и плакал тогда?Если б мог, всех детей я собрал бы сюда.Трудно жить… Но узнать все цветы на земле,

Чтобы, вырвав глаза, захлебнуться во мгле!..Этот тесный ковчег нас не выдал и спас,Но не стал ли он грязной могилой для нас?Стены, стены, и серые черви забот…В тесноте только низкое пышно цветет.Даже мудрость моя от меня отошла —Слишком близко лежал я у падали зла!Там, в былом, не цвела ль моя воля сильней?Сколько знал я победных сверкающих дней…Иафет мой был юным свободным орлом,Ли, как ель на рассвете, дышала теплом,Сим был мягче и чище… Лишь Хам… Но и ХамЗдесь подлей, беспощадней и злее, чем там.Новый берег молчит за туманом вдали.Ли, твой сын будет новым побегом земли…

Пусть он будет сильней и счастливей меня,Пусть увидит все краски грядущего дня —Если жажду мою утолить я не мог,Для него я хоть светлую жажду сберег…»         Серый свет по ковчегу скользнул.         Волны стелют предутренний гул.         Гаснут звезды в пролете дверей…         В трюме шорох притихших зверей.         Ли проснулась. Сын спит, как цветок         Не грохочет о кровлю поток.         Небо чисто, светлеет стена.         И не верит, и верит она:         «Иафет, о проснись, Иафет!         Тучи скрылись, и близок рассвет…»         Кто там плачет под бледной луной?         Но узнала и вздрогнула: Ной.