Том 1. Стихотворения. Переводы

По И. М. Семенко, «1 — 2 — это интродукция, ключ к проблеме, импульс к движению, расширению творческого и природного пространства; 3 — 4 — начало пути; 5 — все «рвется», «тянется» — и руда, и стон (стих), всякий недоразвиток, ибо в пространстве есть внутренний избыток, т. е. импульс к движению, формообразованию (всего сущего) в природе и искусстве (лепесток и купол); 6 — начало нового разговора об искусстве, не прерывающегося до самого конца (а не конец интродукции, как было бы при перемене последовательности), здесь собственная тяга стиха, он еще «недоразвиток» — хотя уже «вертится сам», — но уже сущее (важная антитеза купола и пустоты); 7 — связь со всем предыдущим (с импульсом, внутренней тягой и избытком), черты прежде опыта — сущее до осуществления; 8 — развитие темы, намеченной в 7: тема толпы, включающей всех, дуга как бы аналогична толпе, бесчисленному множеству глаз — составляющему единство неохватывающей дуги, т. е. первоимпульса; 9 — продолжение темы: «безудержность линий» порождает и опыт и лепет, а не они сами — друг друга, что и снимает проблему «первичности» одного или другого; 10 — ясность линий замутнена в игольчатости человеческой мысли (бокалы), мысль опоена чумным питьем — наваждение бесчисленных, ненужных призрачных причин; тяжелыми ненужными крючьями касаемся легких и изящных законов бытия, вмещающих в себя весь вес бесконечности; 11 — финал: из так понимаемого пространства, которое главнее главного (вселенная больше вечности), — выход не в вечность, а в бесконечность» (черн. заметки). И. М. Семеико сообщает также, что сама Н. Я. Мандельштам в машинописи конца 1960-х годов дала следующий вариант порядка восьмистиший: 1, 2, 6, 3, 7, 9, 8, 4, 5, 10, 11 (т. е. как в «Дне поэзии»), исправив его на следующий: 1, 2, 6, 5, 4, 3, 8, 7, 9, 10, 11. Н. Я. Мандельштам отмечает, что «Восьмистишия» — это не цикл, а подборка, составленная из ряда ст-ний, написанных в ноябре 1933 г., а также «осколков» от «Ламарка» и стихов на смерть А. Белого: «Мандельштам никак не хотел собрать и записать восьмистишия. Он долго убеждал меня, что восьмистишие — это просто неудавшееся большое стихотворение, но постепенно я замечала, что он начал читать их людям... Первая запись восьмистиший все же состоялась в январе 34 года. Были записаны №№ 2, 3, 4, 3, 6, 7 <по-видимому, 2, 6, 3, 7, 9 и 8 в наст. изд. — П. Н>. В феврале он прибавил к восьмистишиям 8 строчек, отделившиеся от стихов Белому, и сразу вспомнил «Шестого чувства...» <5 и 4 в наст. изд. — П. Н>. Лишь в Воронеже он «реабилитировал» два последних восьмистишия: №№ 10 и 11... Их он дольше всего не пускал в подборку. Тогда же О. М. записал второй вариант «Люблю появление ткани», как бы соединив стихи о стихописа-нии и стихи о пространстве. В этой искусственной подборке порядок не хронологический, и окончательно он еще установлен не был. Точно определено, что первые три восьмистишия идут одно за другим... <1, 2, 6. — П.

Н.> Затем следуют четыре... <3, 7, 9, 8. — П. Н.>, но как их лучше расположить, О. М. не решил. После этого две пары — но которая из пар раньше, а которая замыкает подборку, тоже не решено. Здесь — в этих пределах (т. е. — расположение двух пар и порядок четырех восьмистиший) надо найти окончательное решение. Очевидно, надо идти от семантики стихов — они все написаны более или менее на одну тему. Это стихи о познании или, как бы мы теперь сказали, о формах откровения. Мне кажется, что есть связь между... <3. — П. Н.> и <8. — П. Н>

— два вида живого: бабочка-умиранка и люди в целом, соборность человеческого познания в этом бесчисленном множестве глаз (глаз для О. М. — орудие мысли). Затем логически следует: «И те, кому мы посвящаем опыт, до опыта приобрели черты», то есть опять-таки о соборности сознания (верили толпе), об отношении индивидуального опыта и общего. Тогда... <9. — П. Н> становится на четвертое место, предваряя стихотворение о несовершенстве чувств... <4. — П. Н> и о познающем субъекте... <5. — П. Н>. И наконец, в последней паре я не могу решить) которое из восьмистиший должно занять ключевое — последнее место. Все-таки я бы отдала его «наваждению причин». Но все это я говорю от себя: что думал об этом О. М. — неизвестно. О восьмистишиях он говорил, что это стихи о познании, но дальше не углублялся. Философской терминологией он вообще не злоупотреблял»

(НМ-III, с. 188 — 189).

1. «Люблю появление ткани...» — CC-I, № 275, с разночт. в ст. 4: «придет» и ст. 6: «открытые формы». БП, № 171, с теми же разночт.

И дугами парусных гонок.

— Ср. о «парусности» композиции песни XXVI «Ада» у Данте в «РД», гл. V.

2. «Люблю появление ткани...» — Москва, 1964, № 8, с. 155.

Мандельштам не считал, что новым вариантом отменяется старый, а рассматривал их как вариации на одну и ту же тему.

3. «О бабочка, о мусульманка...» — Грани, кн. 50. Франкфурт-на-Майне, 1961, с. 118 (в статье Ю. Терапиано). В СССР — ЛГр-67, с. 89 (в статье Г. Маргвелашвили).