Том 1. Волшебный рог бюргера. Зеленый лик

этот критический момент — и он единственный — слава Богу миновал. — Сваммердам радостно засмеялся. — Знайте же, несколько часов назад призыву вашей возлюбленной вняли!.. И возможно, — поймите, это не тщеславное бахвальство, ибо все происходило как бы помимо меня, пока я пребывал в состоянии глубокого транса, — возможно, мне посчастливилось помочь ей в этом... — Он подошел к двери и открыл ее. — Однако давайте-ка используем до конца свои возможности и обратимся к пресловутому «дедуктивному методу», ибо рассчитывать на помощь высших сил можно только тогда, когда все, что в человеческих силах, уже сделано... Сойдем же вниз, в трактир, поговорим с матросами, — думаю, пара звонких монет развяжет им языки, — ну а если вы тому, кто найдет фрейлейн и доставит живой и невредимой, пообещаете хорошее вознаграждение, так они весь квартал перевернут вверх дном и в случае надобности жизни своей не пожалеют ради нее... Эти люди, в сущности, гораздо лучше, чем о них думают; просто они заблудились в дремучих чащобах своих душ и, одичав, уподобились хищным бродячим зверям. В каждом из них присутствует доля той отчаянной отваги, которой так не хватает иным благовоспитанным обывателям; конечно, проявляется она, как правило, в виде насилия и жестокости, ибо неведомо буйной братии, что за сила движет ею... Но вот что я вам скажу, мене-ер: они не боятся смерти, а мужественный человек не может быть отпетым негодяем. Воистину, самый верный признак того, что человек несет в себе бессмертие, — это презрение к смерти...

Они спустились в кабак.

Сумрачный подвал был забит до отказа; в середине, на полу, лежал с размозженным черепом труп чилийского матроса.

Когда Сваммердам поинтересовался, при каких обстоятельствах погиб несчастный, трактирщик уклончиво пробурчал, что это была обычная драка, какие почти ежедневно случаются в порту.

   — Этот чертов негритос, который вчера... — начала было кельнерша Антье, но не договорила: хозяин с такой силой двинул ей в бок, что она закашлялась, подавившись словами.

   — Захлопни пасть, грязная свинья! — рявкнул трактирщик. — То был черный кочегар с бразильской посудины, понятно!

Хаубериссер отвел одного из бродяг в сторону и, вложив ему в руку монету, принялся расспрашивать.

Вскоре его уже окружала целая шайка — возбужденно жестикулируя и сверкая глазами, разбойного вида матросы старались

друг друга превзойти в изображении того, что бы они сделали с негром, попадись он им в руки; однако все эти невероятно подробные и красочные описания фантастически изощренных пыток, чуть только речь заходила об имени и приметах «проклятого черномазого», кончались одним и тем же на редкость серым и стереотипным: да-да, конечно, то был чужак, какой-то пришлый, никому не известный кочегар. Прищуренные глаза старого морского волка за стойкой все время держали краснобаев под прицелом, а когда буйная фантазия уносила вдохновенных сказителей так далеко, что они могли проболтаться и случайно навести на след зулуса, его негромкое, но грозное покашливание возвращало их на грешную землю. Разумеется, он бы и пальцем не пошевелил, чтобы помешать этим головорезам поставить на ножи своего чернокожего завсегдатая, — жаль, конечно, ведь у ниггера все еще водились денежки! — однако священный закон портового братства был неумолим: своих — и друзей и врагов — не выдавать!..

Нетерпеливо вслушивался Фортунат в хвастливую болтовню, и — кровь бросилась ему в голову — вот оно: у Антье сорвалось с языка, что негритос таскал за собой какую-то молодую приличную даму...

Он покачнулся и, теряя равновесие, схватился за рукав Сваммердама; потом высыпал содержимое своего кошелька в руки кельнерши и, все еще лишенный дара речи, знаками дал ей понять, чтобы она рассказала подробней.

   — Сидим, значит, пьем, вдруг крики... Какая-то женщина кричит... Ну мы и рванули на улицу... — загалдели все разом.

   — Менеер, менеер, она лежала у меня на коленях!.. Без сознания была! — перекричала всех Антье.

   — Но где она, где вы ее оставили? — воскликнул Хаубериссер.

Матросы замолчали и, почесывая в затылках, стали недоуменно переглядываться: только сейчас до них дошло, что про женщину-то они и забыли...

Куда девалась Ева, никто не знал.

— Да-да, менеер, я положила ее голову себе на колени... Она еще такая бледная была, без сознания... — твердила как заве денная Антье; было очевидно, что она сама не имеет ни малейшего понятия о том, куда могла исчезнуть Ева.

Потом все высыпали на улицу и вместе с Хаубериссером и Сваммердамом принялись прочесывать окрестные переулки, хором выкликая имя «Ева»; особенно тщательному осмотру подвергли церковный сад.

— Он был там, наверху... Ну негритос этот... — объясняла кельнерша, тыча пальцем в зеленоватую крышу церкви. — Вот здесь, у ворот, я оставила ее лежать, ведь мне тоже хотелось посмотреть, как будут ловить черномазого, а потом... потом мы несли мертвого в дом и я — вот чертова память! — совсем про нее забыла...