Том 11. Благонамеренные речи

Фигура «рассказчика» — благонамеренного «русского фрондера», органически принадлежащего социальной действительности, являвшейся объектом исследования и обличения писателя, — и позволяла Салтыкову осветить эту действительность «изнутри». Писатель как бы демонстрирует саморазоблачение современного ему общества, краеугольных основ его. Художественный принцип сатиры Салтыкова — и это характерно для всех очерков книги — в обнажении, а точнее — самообнажении разительного противоречия между видимостью и сущностью, между словом и делом, между внешними формами буржуазно-крепостнической действительности, выдаваемыми за истину, и подлинным содержанием ее. Самые положительные, высокие, «благонамеренные» понятия оказываются не более как системой пустых фраз и ложью. Высокие слова опровергаются, в первую голову, собственными делами тех, кто их произносит, — таков, на взгляд Салтыкова, убийственный парадокс жизни, развивающейся по законам «самоедства». Тогда какой же смысл во всех этих «благонамеренных речах»? А смысл есть, и немалый. «Благонамеренные речи» — средство «обуздания» народа, «обуздания» « простеца».

В статье «К читателю», открывающей книгу, хотя статья и не является формально введением или предисловием к ней, по существу поставлена сквозная, ведущая проблема «Благонамеренных речей». На обсуждение читателя здесь вынесены три центральных вопроса, неразрывно связанных между собой: вопрос об «

обуздании», как естественной, а точнее — противоестественной атмосфере жизни России, вопрос о « лгунах

», на которых держится атмосфера «обуздания», и, главный для Салтыкова, вопрос о « простеце», как предмете «обуздания», объекте этой всеобъемлющей, всепроникающей лжи.

Именно здесь, в рассуждениях о «принципе обуздания» и «лгунах», — ключ к циклу, к уяснению его конечного замысла. «Освободиться от «лгунов» — вот насущная потребность современного общества», — утверждает Салтыков. Уничтожить принцип «обуздания», разрушить, скомпрометировать, убить всю «ложь», которая под видом «основ», «устоев» и «краеугольных камней» опутывает, придавливает сознание «простеца», то есть народных масс, погружая их в пучину бессознательности, — единственный путь к освобождению народа, к спасению общества.

В защиту интересов «простеца», ради освобождения его от оков лжи, от власти «призраков», ради пробуждения в нем сознательности, гражданской, революционной активности Салтыков и подвергает беспощадному анализу всю идеологическую, духовную систему координат современного ему общества. Убежденный просветитель-демократ, свято веривший в неодолимую силу истины, знания, человеческого разума, как и все шестидесятники, он считал главной бедой истории — бессознательность народных масс, а главной виной тому — все то, что обуславливает недостаток сознательности в массах. Отсюда — просветительский пафос разоблачения всех форм и видов официальной и внеофициальной лжи и фальши «краеугольных камней», которым пронизаны «Благонамеренные речи». Отсюда — центральный вывод книги: «…Никто так не нуждается в свободе от призраков, как простец, и ничье освобождение не может так благотворно отозваться на целом обществе, как освобождение простеца».

3

Аморализм «благонамеренной» «морали», бездуховность ходячей «нравственности», распад элементарных бытовых, личных, семейных связей и отношений, освященных всевозможными «алтарями» и «союзами», — с этого начинает писатель исследование современных ему «благонамеренных речей». Первый, хронологически, рассказ данного цикла — «Семейное счастье», написанный, как уже указано, еще в 1863 году, посвящен «семейному союзу», — изначальному «краеугольному камню» официальной системы идеологии и нравственности. Помещица Марья Петровна Воловитинова, о семействе которой идет речь в рассказе, женщина очень почтенная: соседи знают ее за чадолюбивейшую из матерей, а местный священник ставит ее богоугодие и благонамеренность всей округе в пример. Но какое же море ненависти, зла, взаимного подсиживания и полного отчуждения под тонким покровом лицемерия и ханжества властвует в ее семье!

Это поразительное «двоегласие» Салтыков раскрывает в ряде очерков, исследующих «благонамеренную» мораль. В очерке «Еще переписка» перед читателем предстала еще одна «маменька» — Натали Проказнина и ее любезный сын, родной брат по духу Феденьке Воловитинову, Сергей Проказнин. От изображенных Салтыковым жизненных отношений пахнуло таким букетом грязи, растления и пошлости, что либеральная и реакционная критика обвинила сатирика в очернительстве и цинизме. «И откуда взял автор такую фигуру, как мадам Проказнина? где он ее видел? Откуда он взял такие уродливые отношения матери к сыну, — словом, где та натура, с которой г. Щедрин списал эти гадкие лица, которые, во всяком случае, типического не имеют ровно ничего?» — спрашивал, к примеру, в «Гражданине» автор «Заметок досужного читателя» [493].