Читаем Том 11. Благонамеренные речи полностью

«Лицемерные лгуны» — это практики и прагматисты «обуздания». Они не верят ни в какие «основы» и «краеугольные камни», но славословят их и опираются на них ради своекорыстия. Таковы почти все «герои» «Благонамеренных речей», так же, впрочем, как и других произведений Салтыкова: чиновничество, относящееся к государству, как к «расхожему пирогу»; нарождающаяся российская буржуазия, прикрывающая свое хищничество «священным принципом собственности» и т. д.

«Лгуны искренние» — теоретики «обуздания», создатели реакционных утопий, не останавливающиеся «не только перед насилием, но и перед пустотою», подобно Угрюм-Бурчееву из «Истории одного города». Поводом для размышлений Салтыкова об этих «чудищах» в сфере современной ему русской духовной жизни послужили такие деятели реакционно-консервативной идеологии, как К. Леонтьев, предлагавший «подморозить развитие России», Н. Безобразов, Н. Данилевский, Д. Толстой и др.

В свою «систематизацию» идеологической жизни и ее представителей Салтыков взодит не только подлинныхтеоретиков и деятелей принципа обуздания, но и « пустоплясов», то есть фразеров «всех партий и лагерей», опирающихся на тот же принцип. Писатель останавливается на трех разновидностях идеологических «пустоплясов», каждая из которых является широким типологическим обобщением и восходит к конкретно-историческому материалу эпохи. Аристократ

, мечтающий о том, что «хорошо бы обуздать мужика», — не примирившееся с утратой крепостного права дворянство-помещичество. Демократ, возражающий, что «мужика обуздывать нечего, ибо он «предан», а что следует <…> обуздать дворянское вольномыслие», — славянофильские и «почвеннические» направления, идеализировавшие царистские и патриархальные элементы в народной психологии и быту. Педагог, выражающий мнение, что ни дворян, ни мужиков обуздывать нет надобности, потому что дворяне — опора, а мужик — почва, но следует обуздать «науку», — все формы и виды авторитарно-патерической идеологии, враждебной подлинному просвещению, от «теории официальной народности» («казенной народности», как ее называл Чернышевский) до воскресных проповедей сельского батюшки в тысячах церквей России.

Прибегая к своему излюбленному приему — стиранию внутренних различий между изображаемыми общественными явлениями при всем разнообразии их внешней «номенклатуры», — Салтыков показывает связь всех обозначенных им идеологических направлений с «принципом обуздания».

Обличение реакции и консервативно-реакционных идеологий ведется Салтыковым в полемике с либералами — «

теоретиками пенкоснимательства», — подменяющими борьбу за большие общественные идеалы, за «ревизию самого принципа обуздания» крохоборчеством по поводу множества «частных вопросов». Перечень их в статье насквозь злободневен (см. далее в постраничных примечаниях), что придавало в восприятии читателей-современников публицистическую остроту проблемно-теоретическим суждениям Салтыкова.


Положение мое, как русского фрондёра… — Далее перечисляется ряд характерных форм и проявлений общественной активности либеральной интеллигенции 70-х годов. Салтыков представляет эту деятельность как крохоборческую и совершенно бесперспективную, поскольку она не подчинена программе «коренного переустройства жизненных форм». Перечень дан в сатирико-ироническом ключе и содержит ряд намеков на конкретные факты и явления текущей общественной жизни, например на «бесполезную», с точки зрения Салтыкова, деятельность «Общества распространения полезных книг», и т. п.

«Благие начинания»

— один из фразеологических штампов официозной и либеральной публицистики (применительно к правительственным реформам 60-х годов), часто используемый Салтыковым в целях ее же критики и сатирического обличения. Ср. также на стр. 8 « дело обновления».

…вроде, например, земских учреждений… — См. очерки «Новый Нарцисс…» и восьмое «Письмо о провинции» (т. 7 наст. изд.).

Везде<…> слышу: что вы! куда вы! да имейте же терпение! — В 60-х годах либеральная печать обвиняла революционную демократию в «торопливости», то есть в стремлении перестроить общественный порядок революционным путем (см. стр. 51 и 589 в т. 6, стр. 7, 422 и 545 в т. 7 наст. изд.). В начале 70-х годов призывы «идти вперед» «тихо, стройно» относились уже к деятельности самих либералов-реформаторов: «К реформам основным надо поставить точку, ибо нужна пауза, пауза для того, чтобы дать жизни сложиться…» ( Гр., 1872, № 2, 10 января, стр. 42).

Перейти на страницу:

Похожие книги

Сочинения
Сочинения

Иммануил Кант – самый влиятельный философ Европы, создатель грандиозной метафизической системы, основоположник немецкой классической философии.Книга содержит три фундаментальные работы Канта, затрагивающие философскую, эстетическую и нравственную проблематику.В «Критике способности суждения» Кант разрабатывает вопросы, посвященные сущности искусства, исследует темы прекрасного и возвышенного, изучает феномен творческой деятельности.«Критика чистого разума» является основополагающей работой Канта, ставшей поворотным событием в истории философской мысли.Труд «Основы метафизики нравственности» включает исследование, посвященное основным вопросам этики.Знакомство с наследием Канта является общеобязательным для людей, осваивающих гуманитарные, обществоведческие и технические специальности.

Иммануил Кант

Философия / Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза / Прочая справочная литература / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее