Том 11. Благонамеренные речи

Точная дата написания статьи неизвестна. Несомненно, однако, что она возникла незадолго до своего появления в печати — в феврале или, вероятнее, в марте 1873 года. Возможно, что поводом к написанию этой теоретико- и проблемно-публицистической статьи послужила полемика, возникшая вокруг предыдущего очерка — «По части женского вопроса» (см. стр. 592–594). Критика не поняла принципиального смысла этого выступления, в котором писатель отрицал пользу рассмотрения отдельных социальных вопросов, в данном случае — «женского вопроса», « особняком», вне связи их с общественно-политической системой. Это непонимание и заставило, по-видимому, Салтыкова не только обратиться к Михайловскому с просьбой о критической статье, но и самого предпринять специальное обращение «К читателю», которое и было определено в журнальном тексте как « предисловие» ко всему произведению. Главным назначением «обращения» было помочь читателю соотнести содержание

отдельныхочерков и рассказов цикла с его общей и главной задачей — разоблачением такого фетиша, или «призрака», охранительной идеологии, как « благонамеренность», и всех производных от него понятий. Поскольку Салтыкову пришлось говорить о вещах, находившихся под сугубым цензурным, а отчасти и общественным табу, текст «К читателю» оказался наиболее «эзоповским» из всех очерков и рассказов цикла.

Все главные вопросы, поставленные в статье, сходятся, в «теоретическом» отношении, как радиусы к своему центру, к одной из главнейших проблем салтыковской концепции современной ему русской жизни — к проблеме « обуздания

», то есть насилия.

Характеристика «принципа обуздания» в статье по внешности универсальна: «Я родился в атмосфере обуздания <…> От ранних лет детства я не слышу иных разговоров, кроме разговоров об обуздании <…> Все относящееся до обуздания вошло <…> в интимную обстановку моей жизни, примелькалось, как плоский русский пейзаж» и т. д. Однако для правильного понимания конкретно-исторического содержания и границ данного определения следует помнить, что, как всегда у Салтыкова, оно относится лишь к тем современным ему «институтам», формам и направлениям идеологической жизни, которые критиковались и отвергались им, но не затрагивает демократических и других прогрессивных явлений данной сферы.

«Обуздание» отграничивается Салтыковым от другого «принципа» русской общественно-политической жизни — « подтягивания». И там и тут речь идет о

принуждении.Однако содержание этих понятий «совсем не равносильно». « Подтягивание» — государственно-полицейская система борьбы царизма с противниками режима: административно-судебные преследования, гласный и негласный надзор органов политического контроля самодержавия и т. д. « Обуздание» — обозначение всех форм и видов консервативно-охранительной идеологии: от афоризмов «народной мудрости» и положений «обычного права», закрепивших в себе отрицательные стороны жизни масс в условиях векового бесправия («с сильным не борись» и т. п.), до официальных и неофициальных, светских и церковно-религиозных, философско-исторических и художественных теорий и практических норм, которые прямо или косвенно содействовали воспитанию народа и общества в направлении пассивности, бессознательности и слепого подчинения авторитетам. Лишь в рамках такого широкоохватного понимания предложенного писателем образа уясняется то место в статье, где говорится: «Миросозерцание громадного большинства людей всё сплошь зиждется на принципе «обуздания». Это «громадное большинство людей» Салтыков имеет в виду и там, где он говорит о « простеце

» — одном из многих в его творчестве собирательных образов «среднего человека», человека массы. «Простец» — главный «герой обуздания» (страдательный), его объект и жертва. Он «несет на своих плечах все практические применения этого принципа». Именно для «простеца», в целях помочь ему освободиться от «ига обуздания», и «необходимы те разъяснения», ради которых написана статья «К читателю».

Одним из зодчих в созидании «принципа обуздания» является история. Но этот принцип «живуч»; в полной мере он действует и в современности. Около него «ютятся и кормятся» легионы людей, для которых «обуздание» представляет «отправную точку» всей их деятельности. Салтыков называет этих людей лгунами— называет так прежде всего вследствие ложностисамой «отправной точки» их сознания и поступков. «Лгунов», ревнителей и практиков «обуздания», Салтыков разделяет на два «сорта»: лицемерных, сознательно лгущих, и искренних, фанатических.