Том 12 и 13. Сатана и Искариот (роман в трёх частях)

Можно было предположить, что они приложат все силы, лишь бы снова поймать меня, хотя бы только из-за того, чтобы отомстить за смерть Маленького Рта. Другая причина их рвения была в том, что они сгорают от стыда, что упустили меня, как мальчишки-несмышленыши. Я был в полной их власти, они издевались надо мной и приставили ко мне пятерых стражников, хотя я и так был окружен сотней воинов. Я даже открыто сказал их вождю, что хочу бежать, и исполнил свое намерение не ночью, под защитой темноты, а при свете дня. При этом мною были искалечены на всю жизнь двенадцать воинов-юма, а еще двое были застрелены мальчиком-мимбренхо. Какой позор, и не только для находившихся возле пленника воинов, но и для всего племени! Позор, который можно было отчасти смыть только моей повторной поимкой и последующей расправой!

Учитывая все эти соображения, я предполагал, что индейцы будут меня рьяно преследовать, и притом большим отрядом. Но если меня не могла удержать сотня воинов, то сколько же их понадобится для новой поимки? Разумеется, больше! А такого количества воинов у юма не было; напротив, их стало на четырнадцать человек меньше. За двенадцатью ранеными нужен был уход; вряд ли они были в состоянии продолжать путь, потому что пуля в бедре опасна для жизни. А где взять людей, чтобы сохранять и гнать стада?

Взвесив все эти соображения, я пришел к выводу, что Большой Рот, как только очнется от удара, оставит стада на месте, так как травы здесь для них было достаточно. Тут же останутся и раненые, а при них — такое количество воинов, какое нужно для охраны животных и ухода за людьми. Все остальные должны пуститься в погоню за мной и попытаться как можно быстрее схватить меня, чтобы восстановить честь племени. Стало быть, весьма правдоподобно, что за нами погонится сорок, а может быть, и пятьдесят человек, и рвение их будет тем больше, что они захотят отомстить мне и индейцу не только за прошлые обиды, но и за то, свидетелями чего они стали сегодня.

Я бы мог легко уйти от них, свернув вправо или влево, но это было бы ошибкой. Потеряв мой след, они тут же вернулись бы к стадам, продолжив путь к дому, и животные были бы потеряны для асьендеро. Но так как я захотел задержать здесь стада, то должен был направить преследователей по моему следу.

А чтобы достичь этого, я все время должен был придерживаться дороги на асиенду, потому что юма считают само собой разумеющимся, что я поеду именно по ней. Торопиться мне тоже не следовало, потому что чем ближе преследователи ко мне подбирались, тем большим становилось их желание нас поймать и тем меньше могла им прийти в голову мысль о возвращении или по крайней мере об отсылке части преследователей назад. А если бы я встретил у Дуба жизни ждущих меня мимбренхо, что не казалось невероятным, то мог бы с их помощью взять в плен весь отряд, а потом вернуться на старое место, отобрать награбленные стада и возвратить их владельцу, бедному дону Тимотео Пручильо. Лишившись своего скота, он превратился в жалкого бедняка — в этом не было никакого сомнения. Дома его были обращены в пепел, леса и сады сожжены; у него, правда, оставались луга, но без пасущегося на них скота они бы не принесли хозяину и пфеннига[64]. К тому же я слышал, что он давно уже не так богат, как прежде.

Всеми этими мыслями я поделился со своим спутником, пока мы лихо мчались по выбранному пути. Мальчик ничего мне не возражал, не имея для этого никаких причин и даже не допуская мысли, что я могу оказаться неправым. Он принял мои рассуждения с полным пониманием, как взрослый, а потом серьезно спросил:

— Значит, Олд Шеттерхэнд полагает, что за нами будут гнаться пятьдесят юма?

— По меньшей мере, от сорока до пятидесяти, — кивнул я.

— Но они не смогут отправиться в погоню. Вождь лежит без сознания, и воины должны подождать, пока он очнется и сможет отдавать приказания.

— Верно, но несколько человек пойдут по нашему следу немедленно. Когда они догонят нас, то подождут остальных. Я буду говорить с ними.

— Говорить? — спросил он удивленно. — Я не ослышался? Олд Шеттерхэнд действительно хочет говорить с этими ищейками, готовыми разорвать его на клочки? В какой же опасности ты тогда окажешься!

— Но я не вижу здесь риска. Тебе грозила значительно большая опасность, когда ты последовал за мной после сожжения асиенды.

— Для меня не могло быть никакой опасности, потому что я должен был искупить свою ошибку. Если бы это было нужно, я пошел бы на смерть.

— Верю, потому что теперь я узнал тебя получше. Своей свободой я обязан только тебе и буду всегда тебе за это благодарен.

— Олд Шеттерхэнд — знаменитый воин; он освободился бы и без меня!

— Ну, может быть, потому что я не только не был ранен, но и не потерял силы. Но сам бы я освободился не так быстро и легко. Не показалось ли тебе чересчур долгим время ожидания за все эти дни?

— Ни одно ожидание не покажется долгим, когда ты терпелив и хочешь стать настоящим воином, который, кроме мужества, должен прежде всего отличаться именно терпением.