Том 12. Из 'Автобиографии'. Из записных книжек 1865-1905. Избранные письма

Сегодня утром коридорный забыл меня разбудить. Я проснулся, с удивлением увидел, что за окном совсем светло, и посмотрел на свои часы: без четырнадцати минут восемь, поезд в восемь пять, до вокзала пять кварталов, н нигде не видно ни единого экипажа. Не прошло и четырех минут, как я был совсем одет и уже устраивал скандал внизу. Через пять секунд хозяин уже совершенно сошел с ума, метался взад и вперед, вопил, чтобы подали карету, рвал на себе волосы, проклинал коридорного и наконец впал в полное отчаяние и сказал, что все пропало и он может только отвезти меня в двуколке в Трой (расстояние тридцать миль, а температура ниже нуля и все продолжает падать).

Я сказал: «Придите в себя и не беситесь! У нас еще есть шесть минут... проводите меня до вокзала... а ну, бегом!» И он пустился во всю прыть, причем показал неплохое время, но у вокзала я обошел его и впрыгнул в вагон; через секунду он подбежал с моим саквояжем, и я благополучно отправился в Ютику. Ура!

Не огорчайся из-за того, что я написал о курении, моя девочка, и помни только, что я во всяком настроении люблю и почитаю тебя, и никакая буря не может всколыхнуть глубин этого океана; и помни также, что если я должен буду отказаться от курения или иной своей привычки в ответ на твое спокойное, справедливое и любящее требование, не подсказанное никаким влиянием, или просто в ответ на твое сильное и потому священное для меня желание, я готов это сделать, и не угрюмо или с воркотней, а весело, с любовью и от души, думая лишь о твоем счастье, милая Ливи.

Да будет мир с тобой, бесценная моя жена!

Сэм.

P. S. 10 января я выступаю в Фредонии, штат Нью- Йорк.

7

ОЛИВИИ КЛЕМЕНС

26 апреля, 10.30 вечера, 1873 г.

Ливи, милая, я кончил приводить в порядок и переписывать все мои рукописи, и сегодня мы начали просматривать книгу в целом, строчку за строчкой, нумеровать главы и располагать их в нужном порядке. Это чрезвычайно увлекательная работа. Все первые одиннадцать глав мои; и когда я прочел их подряд, без перерыва, мне стало по-настоящему интересно, а когда я добрался до глазной примочки Селлерса, его часов, его печи со свечкой и обеда из репы, то от смеха еле мог читать. Обед из репы удался отлично, — и теперь я им доволен.

Уорнеру не удалось описание Лоры-школьницы, — я хочу сказать: не удался ее портрет. Он попросту списал почти слово в слово прелестное описание, принадлежащее перу мисс Вулсон, — плагиат был бы обнаружен в одну минуту. Я ему так и сказал. Он понял; и все же провалиться мне на этом месте, если он не расстроился, потому что в речи этой дамы был определенный аромат, с которым ему ни за что не хотелось расставаться, — мне тоже, но ведь он нам не принадлежал, и мы им воспользоваться не могли. Поэтому я заставил его приняться за создание портрета, что он и сделал. В конце концов, я взял бумагу и карандаш, меня осенила мысль (касательно фразеологии), и я быстро ее записал. Я уже говорил Уорнеру, каковы должны быть детали этого описания, поэтому требовался только соответствующий язык, чтобы их воплотить Зачем мы прочли оба наши варианта и воспользовались моим, потому что он оказался лучше. Да он и но мог не оказаться лучше. Если бы я попытался описать картину, которую задумал он, я бы только испортил все дело.

Мы оба думаем, что это будет неплохая книжка, как сказал царь Соломон детям иудейским.

Вчера я обедал с Уорнером, сегодня — дома. Завтра буду обедать у Твичела. Котята стали совсем резвыми. Они и старая кошка спят со мной ночью и бегают по всему дому. Я не согласился бы продать их и за тысячу долларов. Что мне нужно от жизни, кроме жены, которую я обожаю? Кошку, старую кошку с котятами. Кстати, как поживает Рожица? Здесь очень уныло, но я этого не замечаю. Мне тоскливо, но я к этому привык и не теряю душевного равновесия. Горе — мой старый знакомый. Горе заставляет меня хохлиться, когда я один, но это потому, что тогда я слаб. Когда моя семья рядом со мной, я сильнее его.

Но сегодня я не грущу, милая, я весь день трудился до этого самого часа, работа проделана большая, и я весел, как церковный псалом.

Я получил французский перевод «Скачущей лягушки» — смешнее ничего не может быть. Я собираюсь перевести его буквально, сохранив все французские конструкции (извиняясь, когда какое-нибудь слово окажется мне не по зубам), а затем напечатать свой перевод в «Атлантике» как серьезную работу человека, считающего себя знатоком французского языка, и поставить под переводом свою фамилию без дальнейших объяснений. Это будет кусочек, который сразу не угрызешь.

До свидания, радость моя. Я люблю тебя, я люблю Рожицу. Пора ложиться спать, а мне еще надо спуститься и выгнать кошек.

Сэм.

8

ДЖОНУ БРАУНУ

Хартфорд, Фарлингтон-авеню, 28 февраля 1874 г.

Дорогой друг,