Том 12. Из 'Автобиографии'. Из записных книжек 1865-1905. Избранные письма

Когда-нибудь это настроение пройдет — тому бывали примеры. Но оно не может пройти, пока длится тоскливая апатия моей жены. Прежде она так быстро обретала новые душевные силы, но сейчас опереться не на что, и мы — мертвецы, машинально подражающие живым людям. Да, действительно, я только глиняный истукан и не могу понять, что же, скрытое во мне, пишет, задумывает веселые нелепости и находит удовольствие в том, чтобы облекать их в слова. Это, разумеется, заложено в нашей природе, иначе так быть не могло бы; это нечто, скрытое во мне, забывает о присутствии глиняного истукана и идет своей дорогой, как будто его вовсе не существует; и, судя по всему, между ними нет ничего общего. Я кончил мою книгу, но продолжаю работать, словно до конца еще очень далеко, — да так оно и есть на самом деле. Торопиться некуда — и, во всяком случае, предела нет.

Джин весела, настроение Клары тоже улучшается. Им помогает молодость единственный полезный дар, полученный родом человеческим.

Наше время исполнено злой иронии. Посмотрите на Грецию и на всю эту жалкую, бестолковую возню. Но я не жалею, что живу и удостаиваюсь видеть все происходящее. Не будь я отшельником, я каждый день ходил бы и парламент наблюдать, как они там препираются по этому поводу и несут всякий вздор о братстве людей. Это был горький год для достоинства Англии, а мне не нравится видеть Англию униженной — то есть слишком уж униженной. Мне это больно — мы ведь ее дети. Я сторонник республик, а кроме Англии, у нас нет в этом других товарищей. Франция не в счет, а Швейцария так мала, что и считать-то нечего. Под коркой своей правящей верхушки Англия сохранила здоровые чувства — она искренна и даже почти честна. Однако я прихожу в ужас, замечая, что слишком большое расширение владений испортило ее манеры и насадило в низших слоях грубость, сильно смахивающую на американскую.

Поклонитесь от нас всем Гоуэлсам — всем вместе и каждому в отдельности.

С. JI. Клеменс.

56

ДЖ. Х. ТВИЧЕЛУ

Люцерн, 22 августа 1897 г.

Дорогой Джо!

Отправившись в очередную поездку на люцернском пароходе за покупками, Ливи сделала чудеснейшее открытие — Джорджа Уильямсона Смита; я писал вам об этом? Мы провели с ним несколько замечательных часов, и должен сказать, что такой духовной пищи нам не приходилось пробовать уже много месяцев.

А совсем недавно у нас давали концерт «Юбилейные певцы» — шесть человек. Я знавал одного из них в Лондоне двадцать четыре года тому назад. Трое из шестерых родились рабами, остальные трое — дети рабов. Все в них было безупречно — и душевные качества, и манеры, и речь, и интонации, и грамматика, и выбор слов, и умение вести беседу, и умение держаться, и одежда, — словом, все, что делает человека истинным джентльменом и желанным гостем. Мы отправились в местную гостиницу, купили билеты и вошли в зал, где за столиками перед кружками с пивом восседали немцы и швейцарцы со своими женами — люди на вид самодовольные и туповатые, обещавшие быть равнодушными, брюзгливыми слушателями и плохими ценителями, — а в дальнем конце зала рядком на стульях сидели «Юбилейные певцы». Затем они встали; разговоры и звяканье кружек ничуть но утихли. По тут, заглушая обыденные земные шумы, раздались те исполненные великолепной гармонии звуки, тайной которых владеют только «Певцы», и разом воцарилась благоговейная тишина. Приятно было смотреть, какое радостное изумление озарило лица слушателей. От равнодушия не осталось и следа; когда «Певцы» кончили, все до единого были покорены. Это был подлинный триумф. Мне вспомнилось, как Ланселот, надев латы сэра Кэя, преподнес сюрприз самодовольным рыцарям, которые рассчитывали на встречу с ничтожным противником. «Певцы» исполнили множество песен. Тщательное и добросовестное изучение вокального искусства не испортило их исполнения и не лишило его естественности, а наоборот — к моему изумлению — усилило его выразительность и красоту. Уже в те годы, когда они только начинали, все другие певцы казались мне после них пресными. Теперь мое прежнее мнение еще больше укрепилось. Их пение, по-моему, предел прекрасного, и оно трогает меня, как никакая другая музыка. Я считаю, что «Юбилейные певцы» и их песни — это выросший в Америке цветок, совершеннее которого мир не знал уже много столетий; но я жалею, что они не иностранные артисты: тогда Америка поклонялась бы им, осыпала бы их золотом, сходила бы по ним с ума, как они того заслуживают.

В европейских же странах положено совсем иное: тут все вышеперечисленное было бы возможно только при условии, что речь идет об отечественных артистах. Правда, европейцы возносят хвалу богу, но это пустая формальность, за которой ничего не стоит; никакому иностранцу они до конца своих сердец не отдадут.

Музыкальные критики немецких газет осыпают «Юбилейных пенной» похвалами, — в частности, за вполне европейскую технику и т. п. Один из «Певцов» - сын генерала Джо Джонсона и после Гражданской войны получил образование с его помощью. Они приняли наше приглашение, и мы пропели очень приятный вечер.