Том 12. Масорка. Росас

— Это совершенно небывалый случай! — заметил дон Бернардо, вполне понимая всю важность в будущем рассуждений Росаса.

Да, это совершенно небывалый случай! И именно потому-то на него и следует обратить особое внимание, — да, подобный случай еще небывалый, но он вскоре сделается заурядным, если не положить сейчас конец таким явлениям.

— Ведь Кордова был с ними и, следовательно, должен знать того, кто скрылся.

— Вот этого-то мы и не знаем.

— Я сейчас же пошлю за ним.

— Не трудись, другой уже отправился разыскивать его, и сегодня поутру вы будете знать, знает ли Кордова того беглеца, которым я интересуюсь. Как в том, так и в другом случае вы примете надлежащие меры для розыска этого унитария.

— Не теряя ни минуты, ваше превосходительство!

— Скажите, если Кордова не знает имени того унитария, — что вы намерены делать?

— Я отдам приказание моим комиссарам и главным агентам тайной полиции, чтобы они усилили бдительность надзора в своих подчиненных, для того чтобы выследить и завладеть…

— Унитариям в Буэнос-Айресе! Довольно забавно! — прервал Росас с насмешливой улыбкой, заставившей побледнеть злополучного начальника полиции. — Э-э… будьте спокойны, вы даже не знаете, сколько этих унитариев в Буэнос-Айресе.

— Их должно быть…

— Вполне достаточно, чтобы погубить и вас, и всех федералистов, если бы только я не работал за вас всех и не исполнял сам обязанности начальника полиции.

— Сеньор, я делаю все, что только могу.

— Весьма возможно, что вы делаете все, что вы можете, но далеко не все, что вы должны были бы делать, и это я могу доказать вам сейчас же. Вы собираетесь разыскивать одного какого-то унитария в целом городе унитариев — точно ячменное зерно, а вместе с тем вы у себя в кармане носите, если не имя этого унитария, то уж во всяком случае верное средство узнать его.

— Честью могу уверить ваше превосходительство, что я не понимаю…

— Вот потому-то я и говорю, что мне приходится все делать самому и всему вас учить! От кого Кордова узнал о намерении дикого унитария Пальмеро, бежать?

— От служанки этого самого Пальмеро, как гласит заявление.

— От служанки дикого унитария Пальмеро, дон Бернардо Викторика! — поправил его Росас.

— Простите меня, ради Бога, ваше превосходительство. Росас поморщился и продолжал:

— Сеньор, с кем должен был отплыть тот унитарий, который скрылся?

— С диким унитарием Пальмеро и его товарищами.

— Прекрасно! Ну, а как вы полагаете, этот унитарий Пальмеро набирал себе товарищей, с которыми намеревался бежать, прямо с улицы?

— Нет, я, конечно, этого не думаю, превосходнейший сеньор.

— Если так, то значит, эти товарищи были его друзья.

— Действительно, так оно должно было быть! — сказал дон Бернардо, начиная соображать, к чему клонит Ресторадор.

— А если они были его друзьями, то, вероятно, бывали у него в доме, не так ли?

— Без сомнения!

— Следовательно, служанка, которая выдала Пальмеро, должна знать, кто чаще других бывал у ее господина.

— Конечно.

— Нам известно, что у него бывали Саласар, Маркес, Сандоваль, которых теперь уже нет более в живых, остается узнать, кто были другие наиболее частые посетители и гости Пальмеро, и если вы таким путем не сумеете отыскать то лицо, которое вам нужно, то вам не стоит более и времени терять на это дело.

— Гениальность вашего превосходительства превосходит всякие ожидания и не имеет ничего себе подобного, — подобострастно и восторженно воскликнул начальник полиции, — я во всем буду действовать согласно указанию вашего превосходительства и надеюсь на успех.

— Все это прекрасно, но было бы лучше, если бы вы сами могли додуматься до этого без моего содействия, потому что мне приходится работать слишком много, именно вследствие того, что у меня нет настоящих помощников! — сказал Росас. — Теперь вы знаете, что вам следует делать? — добавил он.

— Да, знаю, превосходнейший сеньор.

— В эту ночь ничего особенного не случилось? — спросил генерал немного погодя.

— Приходила ко мне одна женщина, донья Каталина Куэто, вдова, портниха; она приходила с жалобой на Гаэтана, который, по ее словам, отхлестал кнутом ее сына, ехавшего верхом по площади Эль-Ретиро.

— Кто этот мальчик?

— Он студент-математик.

— Какой повод дал он Гаэтану к такого рода обхождению?

— Гаэтан подошел к нему и спросил, почему он не надел своей лошади федерального наголовника, на это молодой человек, почти ребенок, лет шестнадцати или семнадцати, отвечал, что не надел своему коню федерального наголовника потому, что конь его и без того добрый федералист и не нуждается ни в какой вывеске. На это Гаэтан стал хлестать его кнутом до тех пор, пока тот не упал с лошади.

— В настоящее время самые отчаянные и опасные унитарны, — заметил в раздумье Росас, — это именно дети.

— Я уже имел честь докладывать вашему превосходительству, что студенты и женщины положительно неисправимы. Ни студентов, ни женщин нет никакой возможности заставить носить федеральный девиз, в особенности же молодых. Я бы на месте вашего превосходительства запретил чепцы для женщин, для того чтобы принудить их носить на голове бант с федеральным девизом.