Читаем Том 14 полностью

Молодой Зигель счел это достаточным основанием для того, чтобы в период первого замешательства, наступившего в момент революционного восстания, провозгласить себя главнокомандующим и военным министром. В баденской артиллерии, неоднократно доказывавшей свои превосходные качества, было достаточно более зрелых и достойных офицеров, перед которыми молодой неоперившийся лейтенант Зигель должен был стушеваться и которые были немало возмущены, когда им пришлось подчиняться неизвестному, столь же неопытному, сколь и бездарному юнцу. Но здесь ведь оказался Брентано, достаточно слабый разумом и предательски настроенный, чтобы идти на все, что должно было погубить революцию. Да, как это ни смешно, но остается фактом,

что Зигель сам себя назначил главнокомандующим, а Брентано признал его задним числом… Достопримечательно, во всяком случае, то, что в отчаянной, безнадежной битве под Раштаттом и в Шварцвальде Зигель бросил на произвол судьбы храбрейших солдат республиканской армии, не прислав им обещанного подкрепления, между тем как сам он разъезжал по Цюриху в эполетах князя Фюрстенберга и в его кабриолете, щеголяя в роли вызывающего интерес неудачливого полководца. Таково известное всем величие этого зрелого политика, который в «законном сознании» своих былых геройских подвигов во второй раз сам себя назначил главнокомандующим в Агитационном союзе. Таков наш великий знакомый, «брат своего брата»».

В интересах беспристрастия остановимся также немного на том, что говорит Агитационный союз Руге устами его представителя Таузенау. В открытом письме «Гражданину Зейденштикеру» от 14 ноября 1851 г.

из Лондона Таузенау отмечает, в частности, по поводу руководимого Кинкелем, Теховым и др. Эмигрантского союза:

«… Они выражают убеждение, что единение всех в интересах революции является патриотическим долгом и необходимостью. Немецкий Агитационный союз разделяет это убеждение, и члены его подтвердили это неоднократными попытками к единению с Кинкелем и его приверженцами. Но всякое основание для политического сотрудничества исчезало, едва только оно устанавливалось, и одни разочарования следовали за другими. Самовольное нарушение прежних соглашений, отстаивание сепаратных интересов под личиной миролюбия, систематический обман ради получения большинства, выступление неизвестных величин в качестве вождей и организаторов партии, попытки октроировать тайную финансовую комиссию и всякие закулисные махинации, как бы они там ни назывались, посредством которых незрелые политики всегда думали распоряжаться в изгнании судьбами родины, между тем как при первых же вспышках революции подобные тщеславные планы рассеиваются как дым… Сторонники Кинкеля публично и официально нападали на нас; недоступная для нас реакционная немецкая печать полна неблагоприятных в отношении нас и благоприятных в отношении Кинкеля корреспонденции; и, наконец, Кинкель поехал в Соединенные Штаты, чтобы, при помощи так называемого немецкого займа, который он там подготовлял, продиктовать нам объединение или, вернее, подчинение и зависимость, которые имеет в виду всякий инициатор финансовых партийных слияний. Отъезд Кинкеля держался в столь строгой тайне, что мы узнали о нем лишь тогда, когда прочитали в американских газетах о его прибытии в Нью-Йорк… Для серьезных революционеров, которые не преувеличивают своего значения, но в сознании своих прежних заслуг могут с достоинством сказать, что

за ними, по крайней мере, стоят определенные слои народа, эти факты и многое другое явились решающей причиной для вступления в союз, по-своему стремящийся служить интересам революции».

Далее Кинкель обвиняется в том, что собранная им сумма предназначается «одной только клике», как «это доказывает все его поведение здесь» (в Лондоне) «и в Америке», а также свидетельствует «большинство лиц, которых сам Кинкель выставил как своих поручителей».

А в заключение сказано:

«Мы не обещаем своим друзьям ни процентов, ни возврата их патриотических пожертвований, но мы знаем, что оправдаем их доверие положительными действиями» (реальным обслуживанием?) «и добросовестной отчетностью и что впоследствии, когда мы опубликуем их имена, их ждет благодарность отечества» («Baltimore Wecker» от 29 ноября 1851 года).

Такова была своего рода «литературная деятельность», которую развивали в течение трех лет в немецко-американской печати демократические герои Агитационного союза и Эмигрантского союза и в которую несколько позднее включился также основанный Гёггом Революционный союз Старого и Нового света (см. приложение 6).

Перейти на страницу:

Все книги серии Маркс К., Энгельс Ф. Собрание сочинений

Похожие книги

Критика чистого разума
Критика чистого разума

Есть мыслители, влияние которых не ограничивается их эпохой, а простирается на всю историю человечества, поскольку в своих построениях они выразили некоторые базовые принципы человеческого существования, раскрыли основополагающие формы отношения человека к окружающему миру. Можно долго спорить о том, кого следует включить в список самых значимых философов, но по поводу двух имен такой спор невозможен: два первых места в этом ряду, безусловно, должны быть отданы Платону – и Иммануилу Канту.В развитой с 1770 «критической философии» («Критика чистого разума», 1781; «Критика практического разума», 1788; «Критика способности суждения», 1790) Иммануил Кант выступил против догматизма умозрительной метафизики и скептицизма с дуалистическим учением о непознаваемых «вещах в себе» (объективном источнике ощущений) и познаваемых явлениях, образующих сферу бесконечного возможного опыта. Условие познания – общезначимые априорные формы, упорядочивающие хаос ощущений. Идеи Бога, свободы, бессмертия, недоказуемые теоретически, являются, однако, постулатами «практического разума», необходимой предпосылкой нравственности.

Иммануил Кант

Философия