Том 14

Уэнклин (глядя на Энтони). Итак?

Уайлдер (раздраженно). Какую кашу заварили! Мне не нравится это дело, совсем не нравится. Я давно говорил… (посмотрев на Уэнклина). Когда мы с Уэнклином перед рождеством были здесь, казалось, что рабочие вот-вот сдадутся. И вы тоже так считали, Андервуд?

Андервуд. Да, считал.

Уайлдер. Ну вот, видите! А они не сдались. Дела идут все хуже и хуже… Мы теряем клиентов. Акции падают!

Скэнтлбери (удрученно покачивая головой). Гм!

Уэнклин. Тенч, какие убытки мы уже понесли из-за того, что завод стоит?

Тенч. Свыше пятидесяти тысяч, сэр!

Скэнтлбери (морщась). Неужели так много?

Уайлдер. И этого уж не вернешь.

Тенч. Да, сэр.

Уайлдер. Кто бы мог подумать, что рабочие будут так упорно держаться? Кто бы мог подумать? (Сердито смотрит на Тенча.)

Скэнтлбери

(покачивая головой), Хуже нет, когда дело доходит до открытой схватки.

Энтони. Мы не сдадимся!

Все смотрят на председателя.

Уайлдер. Кто говорит о сдаче? (Энтони в упор смотрит на него.) Я… я просто хочу действовать благоразумно. Когда в декабре рабочие послали Робертса в Лондон, мы упустили подходящий момент. Нам следовало бы что-нибудь обещать им. А вместо этого председатель (опуская глаза под взглядом Энтони)… А вместо этого мы выпроводили его и пошли на обострение. Немного такта — и мы убедили бы их.

Энтони. Никаких компромиссов

Уайлдер. Вот-вот! Забастовка началась в октябре и, насколько я понимаю, может продлиться еще полгода. В каком положении мы тогда очутимся? Единственное утешение, что рабочим придется еще хуже.

Эдгар (Андервуду). В каком они сейчас положении, Фрэнк?

Андервуд (невозмутимо). В ужасающем.

Уайлдер. Кто бы подумал, что они смогут так упорно держаться безо всякой помощи?

Андервуд. Тот, кто знает этих людей.

Уайлдер. А я утверждаю, что никто не знает их! А много еще железа на складах? Цены растут с каждым днем. Нам придется расторгать контракты когда мы возобновим производство! И это в самый-то спрос!

Уэнклин. Что вы на это скажете, председатель?

Энтони

. Ничего не поделаешь.

Уайлдер. А когда мы будем выплачивать дивиденды?

Скэнтлбери (веско). Мы должны думать об акционерах. (Грузно поворачиваясь к председателю.) Я говорю, что мы должны думать, господин председатель, об акционерах.

Энтони что-то бормочет.

Скэнтлбери. Что вы говорите?

Тенч. Председатель говорит, что он в первую очередь думает о вас, сэр.

Скэнтлбери. Какой цинизм! (Погружается в тупое молчание.)

Уайлдер. Шутки в сторону. Может быть, председатель и согласен целые годы не получать дивиденды, но я лично — нет. Мы не можем рисковать капиталом Компании.

Эдгар (неуверенно). Я считаю, что мы должны подумать и о рабочих.

Все, кроме Энтони, заерзали на своих местах.

Скэнтлбери (со вздохом сожаления). Мы не имеем права давать волю своим чувствам, молодой человек. Это не на пользу дела.

Эдгар (иронически). Я думаю не о наших чувствах, а об их чувствах.

Уайлдер

. Что до чувств — мы деловые люди.

Уэнклин. В том-то и беда.

Эдгар. Рабочие бедствуют, и нам, право же, нет никакой необходимости идти на крайности. Это… это жестоко!

Все молчат, словно Эдгар высказал то, в чем ни один человек, хоть немного сохранивший чувство собственного достоинства, не рискнет признаться себе.

Уэнклин (иронически улыбаясь). Сентименты — это излишняя роскошь. На них нельзя строить политику Компании.

Эдгар. Мне отвратительно все это!

Энтони. Не мы начали первыми.

Эдгар. Я знаю, сэр, но мы зашли слишком далеко.

Энтони. Нет.

Все переглянулись.

Уэнклин. Роскошь роскошью, но нам надо действовать очень осмотрительно.

Энтони. Стоит хоть однажды пойти на уступки рабочим, и этому конца не будет.

Уэнклин

. Я совершенно согласен, и все-таки…

Энтони мотает головой.

Значит, дело в принципе?

Энтони кивает.

Это тоже роскошь, председатель! Акции упали ниже номинальной стоимости.

Уайлдер. И упадут до половины, когда настанет время распределять очередные дивиденды.

Скэнтлбери (с тревогой). Ну зачем же так мрачно?..

Уайлдер (раздраженно). Так оно и будет! (Вытянув шею, чтобы разобрать, что говорит Энтони.) Я не расслышал…

Тенч (колеблясь). Председатель говорит, сэр: «Fais que… que… devra…»

Эдгар (резко). Мой отец сказал: «Делай, что должен, — и наплевать на последствия!»

Уайлдер. Ну и ну!

Скэнтлбери (вскинув руки). Стоик! Я всегда говорил, что председатель настоящий стоик!

Уайлдер. Нам от этого не легче.

Уэнклин (учтивым тоном). Будем говорить серьезно, председатель. Неужели вы допустите, чтобы мы пошли ко дну… ради… ради принципа?