Том 14. М-р Моллой и другие

— Расскажите сами, — попросил удрученный гость. Хозяин рассказал. Он любил поговорить о злоключениях землевладельцев.

— Что-то я не пойму, — Долли покачала головкой. — Вот вы говорите, нет денег. Как же это нет, когда галерея просто набита картинами?

— Это фамильное достояние.

— Что-что?

— Фамильное достояние, — горестно повторил мистер Кармоди. — Их нельзя продать.

— То есть как? Они же ваши.

— Нет, — объяснил землевладелец. — Они принадлежат усадьбе.

Пока он объяснял это, мистер Моллой страшно страдал. Нет, что же это такое? Нельзя продать картину или там ковер без разрешения попечителей! Мало того, если они разрешат, деньги должны пойти на усадьбу. При всем своем благодушии американский гость не надеялся, что каких-то надменных чинуш пленят его любимые акции.

— А, черт! — с чувством вскричал он.

Долли нежно тронула его руку.

— Бедный папочка! — сказала она. — Ах, как неудачно! Мистер Кармоди кисло посмотрел на гостя.

— А что такое? — осведомился он.

— Он хотел все это купить, — отвечала Долли. — Как раз сегодня утром так прямо и сказал — если вы не против, сразу же выпишет чек.

5

Пока мистер Кармоди рассказывал о фамильных достояниях, гость его, мрачно глядя на жену, подметил на ее лице отблески мысли. Но последняя фраза его удивила.

— Постой… — начал он.

Прелестная Долли обещала любить, почитать и слушаться супруга, но не принимать во внимание его неуместные реплики.

— Видите ли, — продолжала она, — папа собирает всякую старину. Там, у нас, знаете, собственный музей. Ты ведь завещаешь его государству?

— А то! — подтвердил Моллой. — Непременно.

— Сколько, ты говорил, он стоит?

— Ну-у… Так, миллион… Два миллиона… Нет, думаю, все три.

— Понимаете, — объяснила Долли, — там столько всего, не пересчитаешь. Пирпонт Морган предлагал миллион за одни только картины.

Моллой приободрился. Цифры он любил.

— Ты спутала, душенька, — сказал он. — Картины хотел Джек Шуберт, а старый Пирпонт — ковры. И предлагал он не миллион, а семьсот тысяч. Я просто расхохотался и спросил, что он покупает, сэндвичи с сыром? Он, конечно, обиделся, — мистер Моллой покачал головой, явственно жалея, что невинная шутка чуть не перессорила друзей, — Но все-таки! Семьсот тысяч! Это что, на проезд в автобусе?

— Сколько ты дал бы мистеру Кармоди за картины? — спросила безжалостная Долли.

— Ну, не знаю… Мы бы, я думаю, поладили… Лучше не будем это обсуждать.

— Почему?

— Это же невозможно.

— Очень даже возможно!

— То есть как?

— А так. Инсценируем кражу.

— Что?!

— Кра-жу. Со взломом. Эти картины украдут, а ты выпишешь чек. Всем выгодно. Мало того, они ведь застрахованы? Вот вам еще деньги.

Все замолчали. Долли кончила речь, муж ее онемел. Да, он предчувствовал, что она что-нибудь надумает, а все-таки удивился. Ничего не скажешь, план — лучше некуда, он и не ждал иного от мудрейшей из женщин, но подобает ли такая практичность невинной дочери миллионера? А вдруг хозяин заподозрит…

Тревожился он зря. Хозяин молчал по другой причине.

Какой-то проницательный мыслитель заметил связь между тучностью и хитростью. Прав он или не прав, мистер Кармоди шокирован не был. Удивлен — да, потрясен — возможно, но не шокирован. Юные и не очень юные годы, проведенные на лондонской бирже, воспитали в нем исключительную терпимость. Он не осуждал сомнительных проектов, если они могли принести ему выгоду.

— Даровые деньги, — пояснила Долли, неверно расценившая его молчание. — От этих картин и ковров никакого толку. Лежат, висят — ну и что? И вообще, они ваши. Ах, бросьте, какие запреты, это же полная чушь! Хорошо, принадлежат усадьбе, а усадьба кому? Вам. Кто их унаследует?

— Э? А! Мой племянник, Хьюго.

— О нем беспокоитесь?

Мистер Кармоди беспокоился не о племяннике, а о себе. Можно ли, думал он, проделать все тихо, не угодив в тюрьму, где не место чувствительному человеку?

— Кто же их украдет? — осведомился он.

— То есть вынесет из дома?

— Да-да. Надо все сделать так, будто был взлом.

— А он и будет.

— Кому мы доверим такое дело?

— Не волнуйтесь, у папы есть надежный друг.

— Это кто? — удивился мистер Моллой.

— Шимп.

— А, Шимп! Да, он с этим справится.

— Кто такой Шимп? — спросил мистер Кармоди.

— Один мой друг. Вы его не знаете.

Землевладелец скреб ногой дорожку. Американец взглянул на супругу и дернул левым веком. Супруга дернула правым. Понимая, что в такие минуты человек беседует со своей душой, они не нарушали молчания.

— Что ж, — сказал наконец мистер Кармоди, — я подумаю.

— Молодец! — одобрил его мистер Моллой.

— Да, — посоветовала миссис Моллой, — погуляйте, а потом — хи-хи — сделайте заявление.

— Когда хозяин удалился в глубоком раздумье, гость его спросил жену:

— Что ты Шимпа вспомнила?

— Да мы тут больше никого не знаем. Моллой вдумчиво глядел на воду.

— Я бы его не втягивал, — вымолвил он. — Он же скользкий, как угорь, да еще смазанный маслом. Того и гляди, обжулит.

— Мы его обжулим раньше.

— А как?

— Уж как-нибудь. И вообще, выбирать не из кого. Тут первый встречный не годится.

— Хорошо, лапочка. Ты у нас мозговой центр. Эй, а вот и его сиятельство!