Том 14. Письма 1848-1852

Очень понимаю, почтеннейшая и добрейшая матушка, что прискорбно вашему материнскому сердцу выдать дочь, не наделивши ее всем, чем бы вам хотелось, но поймите также, что прискорбно мне видеть, как чрез это положенье ваше и всех вас станет еще тягостней и затруднительней. Эти бедные браки, заключаемые с займами денег на самую свадьбу, тем уже тяжелы, что новому дому помощи никакой, а старый до последнего разоряется. «Будем жить собственными трудами!» Этих слов не вправе сказать даже и те, которые умеют трудиться. Думал и я, что буду всегда трудиться, а пришли недуги — отказалась голова. Рад бы лететь к вам, со страхом думаю о зиме. Крым мне нужен. Здоровье мое сызнова не так хорошо, и, кажется, я сам причиною. Желая хоть что-нибудь приготовить к печати, я усилил труды и чрез это не только не ускорил дела, но и отдалил еще года, может быть, на два. Бедная моя голова! Доктора говорят, что надо ее оставить в покое. Вижу и знаю, что работа, при моем болезненном организме, тяжела; это не то, что работа рук или на воздухе и даже обыкновенная письменная. Головная работа такого рода, как моя, всех тяжелей. Молитесь обо мне, добрейшая моя матушка. На ваши теплые, на ваши близкие моему сердцу молитвы много у меня надежды. Трудно, трудно бывает мне!.. Скажите сестре Анне, что стыдно ей до сих пор быть ребенком. Ее оскорбило мое замечание, что она большую цену дает всяким приличиям, и она плакала. Может быть, и меня тронуло ее жестокосердие, когда, зная затруднительное мое положение, написала она мне купить на свои деньги коляску, но я не плакал. Замечанье вовсе не было сделано с тем, чтобы оскорбить ее. Ведь это ж, если оскорбляться замечаньями старшего и притом любящего нас человека, тогда можно до того воспитать строптивость своего характера, что уж не в силах будешь перенести и малейшего противоречия. Замечанья мои я говорю очень не даром, и почему знать, если бы их смиренно принять, вместо того, чтобы раздражаться, может быть, в них открылся бы другой смысл. Многое я говорю, соображая и будущее, и настоящее, и, наконец, такие обстоятельства, относящиеся к положенью всего государства и нашего края, которые покуда известны только мне да тем, которые присматривают<ся> получше к тому, что делается в нашем отечестве. И вот вам говорю, что <с> каждым годом будет затруднительней достать место, трудней пристроивать детей, бедственней всем, имеющим семейства. Правительство, видя, что размножились чиновники до того, что нужно для содержанья их отягощать новыми налогами государство, старается значительно уменьшить места

^*, да и много есть такого теперь, о чем много говорить, что если дворяне не оставят своих привычек и всех этих будто бы необходимых приличий, — их участь будет самая плачевная и горестная. Стало быть, замечанья мои были очень не даром. Но знаю и то, что если трудно уметь давать умные советы, то еще труднее уметь их выслушать и воспользоваться. Это дело или очень умного, или очень смиренного человека,[553] а потому и не удивляюсь, что сестры мои прежде, чем вникнуть в дух моих слов, ищут, нет ли в них чего-нибудь оскорбляющего их личное самолюбие и достоинство. «Чего поищешь, то и найдешь»

, говорит пословица. Бог да вразумит их и наставит во всем. О, как нужно всем нам вразумленье свыше! Но если недостает в сердцах наших полного смиренья, то как нам вразумиться свыше? Молитесь обо мне, добрейшая моя, родная душе моей матушка. Часто мне бывает трудно, очень, очень трудно. Дела[554] так много, а сил так мало! О, да подаст бог вашими материнскими, угодными ему молитвами здоровье и силу на труд и святое вразумленье для него свыше!

Весь ваш, всею душою любящий вас и признательный сын

Н. Г.

На поездку мою в Крым мало имею надежды. Один было мой знакомый хотел подвезти в своем экипаже и на своих издержках, но теперь оказывается, что он едет день и ночь, спешит так, что, если бы я вас и увидал, то на две минуты.

Объясните, почему вы все-таки не присылаете адреса Влад<имира> Ивановича?[555]

Гоголь Е. В., 2 сентября 1851^*

238. Е. В. ГОГОЛЬ. Сентября 2 <1851. Москва>.