Том 15 (XVII век)

И говоритъ ему Ивашко Сивой конь, Алогти-Гирей, гораздой стрелецъ, силной борецъ, в полку богатырь: «Государь Еруслон Лазаревич! Есть у меня конь сифъ, подлас[1076], и буде те ево поимаешь, и онъ тебе будетъ служить; а буде ты ево не поимаешь, и тебе ево во веки не видать».

И говоритъ ему Еруслон Лазаревичь: «Брате Ивашко! Какъ мне того видети коня?» И говоритъ ему Ивашко: «Государь Еруслонъ Лазаревичь! Видети того жеребца по утру рано на зоре, какъ погоню на море поить лошадей». И Еруслонъ Лазаревичь легъ почивать в каменной полате.

И поутру рано встав, Еруслон Лазаревичь пошел на сокму и взялъ с собою узду тасмяную, и вста в сокровенномъ месте, под дубомъ. Ажно Ивашко лошади к морю пригнал, и Еруслон Лазаревичь посмотрилъ на море, де, ажно жеребецъ пьетъ, и на море волны встают, по дубамъ орлы крекчутъ, по горамъ змеи свищутъ, и никакой человекъ на сырой земле стояти не можетъ. И Еруслон Лазаревичь удивился.

Какъ будетъ жеребецъ против Еруслона Лазаревича, и Еруслонъ Лазаревичь ударил наотмашь, и конь доброй пал на окарачки. И хватаетъ его Еруслон Лазаревичь, добра коня, за гриву, и наложил на добра коня узду тасмяную, и повел его к полате белокаменной. А Ивашко за нимъ поехалъ.

И приехал Еруслон Лазаревичь к полате белокаменной, и учал седлать того жеребца, и оседлалъ, и учалъ поеждивать; и рад бысть велми, что ему служить можетъ.

И говорить ему Еруслонъ Лазаревичь: «Брате Ивашко Сивой конь, Алогти-Гирей, силной борецъ, горазной стрелецъ, в полку богатырь! Какъ жеребцу имя дать и какъ ево назвать?» И говорит ему Ивашко Сивой конь: «Государь Еруслонъ Лазаревичь! Когда можетъ холопъ прежде государя такову животу имя дать или какъ его назвать?» И назвалъ его Еруслонъ Лазаревичь, добра коня, Арашем вещимъ.

И говоритъ ему Еруслонъ Лазаревичь: «Брате Ивашко, поедь ты ко отцу моему и к матери, и поправь имъ от меня челобитье, и скажи имъ, что поехал в чистое поле гулять и изъезжать князя Ивана, руского богатыря, и добраго коня себе добылъ, что может ему послужить». И говоритъ Ивашко: «Государь мои Еруслон Лазаревичь! Поедь з Богомъ!»

И Еруслонъ Лазаревичь поехал ступью бредучею, а Ивашко провожалъ его и поехалъ за ним во всю пору[1077] лошадиную. И Еруслон Лазаревичь выпередилъ Ивашка и из очей у него выехал.

А Ивашко воротился от Еруслона прочь, и поехалъ ко царству царя Картауса Картаусовича и ко князю Лазарю Лазаревичю, и сказал ему от Еруслона посланныя речи, и куды он поехал, и добра коня себе добылъ, что тотъ конь может ему послужить.

И отецъ ево князь Лазарь Лазаревичь и мати его Епистимия о сыне своемъ возрадовались, о томъ Ивашка честно дарили великими дарми, и отпустили его в чистое поле к своей службе, где ему преж дано приказано, у коней. А Еруслон Лазаревичъ поехал в чистое поле.

И ехал месяцъ, и другой, и третей, ажно наехал Еруслонъ Лазаревичь в чисте поле рать-силу побитую. И въехал Еруслон Лазаревичь в тое ратное побоище, и крыкнул громко голосомъ: «Есть ли в сей рате живъ человекъ?» И говоритъ ему живъ человекъ: «Государь Еруслон Лазаревечь! Ково ты спрашиваешь или кто тебе надойбенъ?» И говоритъ ему Еруслонъ Лазаревичь: «Брате, живъ человекъ! Чья рать-сила побитая, и хто ея побивалъ?» И говоритъ ему живъ человекъ: «Государь Еруслонъ Лазаревичь! Та рать-сила побитая лежитъ Феодула царя, змия, а побивал ея князь Иванъ, руской богатырь, а доступаетъ у него прекрасныя царевны Кондурии Феодуловны, ищетъ ея за себя взять, неволею».

И говоритъ ему Еруслонъ Лазаревичь: «Брате, живъ человекъ! Далече ли ево сустигать?» И говоритъ ему живъ человекъ: «Государь Еруслонъ Лазаревичь! Недалече его съезжать, князя Ивана, руского багатыря: объедь ты сию рать-силу побитую, и уведаешь коней следъ».

И Еруслон Лазаревичь объехалъ рать-силу побитую, и нашед ступь коневью ис копытъ: скакано з горы на гору, долы и подолки вон выметываны. И Еруслон Лазаревичь поехал тем же путемъ, и сталъ скакать з горы на гору, долы и подолки вон выметывалъ. И говоритъ самъ себе: «Конь коня лутчше, а молодецъ молотца и давно удалея!»

И едетъ месяцъ, и другой, и третей, и наехал в чисте поле шатер стоитъ, а у бела шатра доброй конь стреноженъ, на белой полете[1078] зоблетъ[1079] белоярую пшеницу. И Еруслон Лазаревичь припустил добра коня Араша вещаго к тому же корму, а самъ пошелъ в белъ шатеръ, ажно въ беле шатре опочевает млад молодец замертво. И Еруслон Лазаревич вынял у себе саблю булатную, и хощет его скорой смерти предать; а самъ себе подумал: «Не честь мне будетъ, не хвала, что сонного убить: сонной человекъ, аки мертвой». И Еруслонъ Лазаревичь легъ опочевать в шатре, на другой стороне, и уснулъ крепко.

И князь Иван, руской богатырь, пробудился и вышелъ из шатра вон, и посмотрил на свой доброй конь: ажно ево добрый конь далече отбитъ, и щиплетъ траву в чисте поле, а на белой полете чюжь конь, незнаемъ, и зоблетъ белуярую пшеницу.