Том 16 (XVII век, «смеховой мир»)

Сии убо родишася от многих стран различных от неподобну родителю и безумну и з горестию хлебом воспитани быша. Друзии же от добру и богату родителю быша рождени, воспитаны же нескорбно и безпечально. Егда же достигоша юношескаго возраста и не изволиша по отеческому наказанию жити, но изволиша по своей воли ходити, родителие же здержавше их, и не возмогоша, и предаша воли их. Они же приложишася ко онем наказным[3899] и начаша ходити на вечери и на вино многое. Родителие же их не возмогоша здержати никакими наказаньми и предаша воли их. Они же быша буяви и храбри, не быша же не древодельцы, ни земледельцы. Взяша же некую часть имения ото отец своих и приидоша на корчмицу, разточиша же имение свое не Бога ради. После же — обнищаша и взалкаша, телеса же своя наготою одеяша, срамныя уды объявиша, несрамляху бо ся лица человеча, не пекущеся о житейских, но чрево имуще несытно, пьянства желая всегда упиватися и, яко болван, валятися и досаждати человеком нелыпыми глаголы, приемлюще побои и ударения и сокрушения костем, в нюже нужу терпеша глад и наготу и скорбь всяку. Не имеяху ни подстилания мягкаго, ни одеяния тепла, ни под главою зголовья, но, яко пси свернувся, искаху себе запечна места. Телеса же их обагрени быша сажею, дым же и жар терпяху, вся та не Бога ради, но — для своего бешения.

Аще бы такия беды Бога ради терпели, воистину бы были новые мученики, ихже бы достойно память их хвалити. Ныне же кто не подивится безумию их? Без ума бо сами себя исказиша. Не довлеет бо им милостыни даяти, но вместо даяния — сами восхищаху, вместо колейнаго поклонения — плескания предлежит, вместо же молитвы к Богу — сатанинския песни совершаху, вместо бдения нощнаго — всенощно спяху и инех опиваху, друзии же обыгрываху. Вместо поста — безмерное питие и пьянство, вместо фимиянного обоняния — смрадяху бо телеса их, от афендров[3900] их исхожаху лютый безмерный смрад. Вместо понахиды[3901]

родитель своих всегда поминающе матерный словом. От юных возраста достигше до средовечия, никакоже первых обычаев отлучишася, но на горшая прострошася и заблудишася, от истины впадоша в ров погибели. **В нощи убо не усыпаху и не почиваху, но, обидяще чюжие дома, призирающее, да бы нечто украсти. Аще же что украдут, то все в несытую свою вливающее утробу. Аще ли стерегущии изымают, то многия раны возлагают на тело их, последи же и узами железными свяжут, и уранят, и в темницу отдадут. Егда же ко злой смерти влекоми будут, тогда воспомянут родители своя и наказание их, и ничтоже им поможет, не достигли бо суть добра возраста, ни красныя зрения, ни седин процветения.**

[3902]

КОММЕНТАРИЙ

«Служба кабаку» (или «Праздник кабацких ярыжек») — оригинальный текст XVII в., который не получил еще в науке однозначной интерпретации. Ряд ученых определяет его как политическую пародию, которая свидетельствует о зарождающемся атеистической сознании и имеет антицерковную и антиклерикальную направленность. Эта традиция берет начало в 20-х гг. XX в. и повторяется в работах последних десятилетий.[3903] Другие исследователи отказывают этому сочинению в определении «памятника культуры», определяя его как кощунственный.[3904] Согласно третьей точке зрения, текст «Службы кабаку» не следует понимать как кощунство: демократическая литература использовала для пародирования лишь схему отдельных жанров церковной письменности. Комический эффект достигался игрой со значениями слов и понятий, употребление которых переносится из высокого символического содержания текстов церковной службы в бытовые натуралистические ситуации, и наоборот, повседневная и даже грубая лексика употребляется в изысканной книжном контексте.[3905] При этом следует отметить, что ни догматы, ни сакральные для христиан имена и факты не подвергались в «Службе кабаку» какому-либо высмеиванию или искажению, что служит доказательством отсутствия здесь признаков кощунства или атеизма.