Том 17

Коммуна после Седана была провозглашена рабочими Лиона, Марселя и Тулузы[453]. Гамбетта приложил все усилия, чтобы уничтожить ее. Во время осады Парижа все снова и снова повторявшиеся рабочие восстания, — которые всякий раз подавлялись под разными лживыми предлогами бретонцами Трошю, этими достойными преемниками корсиканцев Луи Бонапарта — представляли собой попытки заменить правительство узурпаторов Коммуной. Коммуна, которую пролетариат молчаливо вынашивал тогда в своем сознании, составляла истинную тайну революции 4 сентября. Поэтому-то утром 18 марта, после поражения контрреволюции, дремлющая Европа была разбужена от сна, в котором ей виделась прусская империя, громовыми криками Парижа: «Vive la Commune!» [«Да здравствует Коммуна!»

Ред.].

Что же такое Коммуна, этот сфинкс, задавший такую тяжелую загадку буржуазным умам?

В своем наиболее простом понимании — это та форма, в которой рабочий класс берет в свои руки политическую власть в Париже и других промышленных центрах, являющихся его социальным оплотом. Центральный комитет в своем манифесте от 20 марта заявил:

«Парижские пролетарии, видя несостоятельность и измену господствующих классов, поняли, что для них пробил час, когда они должны спасти положение, взяв в свои руки управление общественными делами... Они поняли, что на них возложен этот повелительный долг, что им принадлежит неоспоримое право стать господами собственной судьбы, взяв в свои руки политическую власть» (государственную власть).

Но пролетариат не может, как это делали господствующие классы и их различные соперничающие группы в поочередные моменты своего торжества, просто овладеть существующим государственным аппаратом и пустить в ход эту готовую силу для своих собственных целей. Первое условие для удержания политической власти — переделать традиционный рабочий механизм государства и уничтожить его как орудие классового господства. Эта громадная правительственная машина, опутывающая, как удав, действительный общественный организм своими всеохватывающими петлями — постоянной армией, иерархической бюрократией, послушной полицией, духовенством и раболепным судейским сословием — была впервые создана во времена абсолютной монархии как оружие нарождавшегося буржуазного общества в его борьбе за освобождение от феодализма. Первая французская революция, поставившая себе задачу дать полный простор свободному развитию современного буржуазного общества, должна была смести прочь все местные, территориальные, городские и провинциальные твердыни феодализма, и, таким образом, одновременно она подготовила общественную почву для той надстройки, которой является централизованная государственная власть с ее вездесущими органами, разветвляющимися по принципу систематического и иерархического разделения труда.

Но рабочий класс не может просто овладеть готовой государственной машиной и пустить ее в ход для своих собственных целей. Политическое орудие его порабощения не может служить политическим орудием его освобождения.

Современное буржуазное государство воплощается в двух важных органах — парламенте и правительстве. Парламентское всемогущество породило в период республики партии порядка, с 1848 по 1851 г., свое собственное отрицание — Вторую империю, — и режим империи, с его простой пародией на парламент, есть тот режим, который процветает ныне в большинстве крупных милитаристских государств европейского континента. Узурпаторская диктатура правительственного аппарата, которая на первый взгляд создает видимость диктатуры над самим обществом, возвышающейся равно над всеми классами и унижающей в равной мере все классы, в действительности стала, по крайней мере на европейском континенте, единственно возможной государственной формой, при которой присваивающий класс может сохранять свое господство над производящим классом. Сборище призраков всех отошедших в прошлое французских парламентов, все еще витающее над Версалем, не обладает никакой другой реальной силой помимо правительственной машины в том виде, как она была создана Второй империей.