Том 2. Баллады, поэмы и повести

Странное что-то чувствовал рыцарь, скитаясь во мракеНочи, под шумом бури, один, в бесполезном исканье:Снова стало казаться ему, что Ундина лишь призрак,В темном лесу его обманувший, была; и при свистеВихря, при громе воды, при треске деревьев, при чудномВсей за минуту столь мирно-прекрасной страны превращеньеНачал он думать, что море, луг, источник, рыбачьяХижина, старый рыбак и все, что с ним ни случилось,Было обман; но жалобный крик старика, зовущий Ундину,Все ему издали слышался. Вот наконец очутилсяОн на самом краю лесного ручья, который в разливеБурном своем бежал широкою мутной рекою,Так, что от леса отрезанный мыс, на котором стоялаХижина, сделался островом. «Боже! — рыцарь подумал, —Что, когда Ундина отважилась в лес, и назад ейНет оттуда дороги, и там у злых привиденийПлачет она одна в темноте?» От ужаса вскрикнув,Он поспешно поднял с земли огромный дубовый,

Бурей оторванный сук, чтоб, держась за него, перебратьсяВ лес через воду. Хотя и сам он дрожал, вспоминаяВсе, что там видел прошедшим днем; хотя и казалосьВ эту минуту ему, что стоял там, ровен с деревами,Белый, слишком знакомый ему великан и, оскаливЗубы, кивал ему головою, — но самый сей ужасТолько что с большею силою влек его в лес: там УндинаВ страхе, одна, без защиты была. И вот уж ступил онСмелой ногою в кипучую воду, как вдруг недалекоСладостный голос сказал: «Не ходи, не ходи, берегисяЗлого потока; старик сердит и обманчив». ЗнакомыРыцарю были прелестные звуки; они замолчали;Он же стоял в воде, озирался и слушал; но месяцТемной задернуло тучей, и волны быстро неслися,Ноги его подмывая, и он, через силу держася,Был как в чаду, и кружилась его голова; и глазамиДолго искав в темноте, наконец он воскликнул: «Ундина!Ты ли? Где ты? Если не хочешь явиться, я брошусьСам в поток за тобой; откликнись; мне лучше погибнуть,

Нежели быть без тебя». И глубже в воду пошел он.Тот же голос и так же близко сказал: «Оглянися!»В эту минуту вышел месяц из тучи, и рыцарьВ блеске его увидел Ундину. Был маленький островПодле берега быстрым разливом ручья образован;Там, под навесом деревьев густых, в траве угнездившись,Призраком светлым сидела Ундина. Было нетрудноВ этом месте поток перейти, и Гульбранд очутилсяВмиг близ Ундины на мягкой траве; она ж, приподнявшись,Руки вкруг шеи его обвила и его поневолеРядом с собой посадила. «Теперь ты расскажешь мне, милый,Повесть свою, — шепнула она, — мы одни; старики насЗдесь не услышат и скучным своим ворчаньем не могутНам помешать; а эта густая древесная кровляСтоит их хижины дымной». — «Здесь рай, Ундина!» — воскликнулРыцарь, прижавши ко груди ее с поцелуем горячим.В эту минуту рыбак, проискавши напрасно Ундину,К месту тому подошел и увидел их с берега. «Рыцарь! —

Он закричал, — непохвальное дело ты делаешь; намиБыл ты доверчиво принят; а ты теперь, обнимаясьС нашей дочкой, шепчешься с нею тайком и оставилВ страхе меня, старика, одного по-пустому за неюБегать в потемках». — «Я сам, — ответствовал рыцарь, — лишь толькоВ эту минуту встретился с нею». — «Тем лучше; скорее жОба ко мне перейдите сюда на твердую землю».Но Ундина о том не хотела и слышать; и лучшеВ страшный лес она соглашалася с милым, прекраснымГостем пойти, чем в несносную хижину, где не хотелиДелать того, о чем просила она, и откудаРано иль поздно прекрасный гость удалится. ПрижавшисьКрепко к нему, она гармонически, тихо запела:«В душной долине волна печально трепещет и бьется;Влившися в море, она из моря назад не польется».Горько заплакал рыбак, услышав ту песню; ее жеСлезы его как будто не трогали: к рыцарю с детскойЛаской она прижималась. Но рыцарь сказал ей: «Ундина,Разве не видишь, как плачет отец? Не упрямься ж; нам должно,

Должно к нему возвратиться». В немом изумленье УндинаБыстро свои голубые глаза на него устремила,Кротко сказала потом: «Когда ты так думаешь, милый,Я согласна». И с видом покорным, глаза опустивши,Встала она; и, на руки взявши ее, безопасноРыцарь поток перешел. Старик со слезами на шеюКинулся к ней и в радости был как дитя; прибежалаСкоро к ним и старушка; свою возвращенную дочкуНежно они целовали; упреков не было; в добромСердце Ундины все также утихло, и их обнималаС лаской сердечной она, просила прощенья, смеялась,Плакала, милые все имена им давала. А утроТою порой занялось, и буря умолкла, и птицыНачали петь на свежих, дождем ожемчуженных ветках;Стало светло, и опять приступать принялася УндинаК рыцарю с просьбой, чтоб начал рассказ свой. И так согласиласьЗавтрак принесть под деревья. Ундина проворно уселасьПодле Гульбрандовых ног на траве; другого же местаВыбрать никак не хотела; и рыцарь рассказывать начал.