Том 2 Иван Иванович

Игорь Коробицын вытер руки тонким платком и, рассеянно сунув его в карман блузы, прислушался к пробному ходу новой мельницы. Огромный барабан-жернов двинулся с шелковым шелестом — пошел без задиринки, потом в него потекла порода, и грохот дробления слился с общим шумом остальных мельниц — на флотационной фабрике устанавливали дополнительное оборудование. Игорь кивнул одобрительно слесарям и начал насвистывать новый веселенький фокстрот, причем лицо его сохраняло задумчивое, слушающее выражение.

— Хорошо! — одобрил и Тавров, наблюдая мощное движение ожившей машины. — Когда рудник даст повышенную добычу руды, мы встретим ее во всеоружии.

— Теперь вам сам черт не брат! — пробормотал Игорь; большие глаза его, такие ласковые в присутствии женщин, смотрели холодно. — Можно сказать, оторвали!

— Выполнения этой заявки нам удалось добиться легко, единодушие насчет реконструкции фабрики было полное.

— Еще бы! Все заинтересованы процентами выполнения. Но чего это стоит мне, механику, никого не интересует. А у меня собственные планы… проекты изобретений лежат.

— И стихи, — не без иронии подсказал Тавров.

— Да и стихи тоже.

— Вечера у Павы Романовны…

— Это вы оставьте! — огрызнулся Игорь. — Не могу же я остаться без общества, отдыха и развлечений! Как вам не грех!.. Вы знаете, что Аржанов уезжает в тайгу?

— Слышал…

— Почему он уезжает?

— Поездка хирурга, которого уже несколько месяцев ожидают в районе. Он и так замедлил с нею.

Игорь пытливо взглянул на собеседника: в голосе Таврова прорывалась невольная радость. Выходя из цеха вместе с ним, Игорь еще раз исподлобья посмотрел на него, но Тавров был уже задумчив.

Большая душевная тревога чувствовалась в нем. Обострился взгляд, осунулось, побледнело лицо, все черты стали резче, мужественнее. Игорь только в мечтах видел себя волевым, обаятельным человеком и очень страдал от незначительности своего облика. Лишь глаза свои он считал неотразимыми, но что значили одни глаза?! Пава Романовна посмеялась над ним, Варвара относится равнодушно, Ольга любые разговоры сводит на его работу механика, а в последнее время на литературу.

Игорь вспомнил прогулку по горам, веселое лицо Ольги, и обида на нее обернулась в завистливую досаду против Таврова.

Они шли к выходу, мимо шаровых мельниц… У каждой шумел электромотор, хлопотливо двигались ремни приводов, быстрый мах колес превращался в прозрачно мерцавшие, точно пыльные, круги. Шли мимо дробильных валков, мимо щековой дробилки, которая раздавливала с треском каменные «орехи» стальными челюстями — солидная, прочная машина, первой начинающая дробление. Навстречу инженерам сплошным потоком текла по транспортеру руда, все более крупная к истоку — бункеру, куда она поступала с рудника. Фабрика работала полным ходом.

Игорь смотрел на все взглядом знатока, представляя остальное шумное хозяйство, порученное ему: гудящие и грохочущие силы, послушные малейшему движению мастера.

«Лучше быть хорошим механиком, чем плохим поэтом», — подумал Игорь и ощутил такое облегчение, словно снял с себя тяжкую ношу.

16

Платон Логунов, как и Игорь Коробицын, рос маменькиным сынком. Но у его маменьки, кроме него, имелось еще одиннадцать дочерей. Уже немолодая, она до сих пор выглядела красивой женщиной, и отец, работавший мастером на одном из металлургических заводов Урала, крепко любил ее. Энергичная жена Хижняка и внешне и характером напоминала Логунову мать. А сестры: кроме Мани, Кати, Сони, Любочки, Лены, были Ольга и Татьяна, были Наташа, Светлана и просто Дунечка — хорошие русские имена, — и новое славное имя: Майя.