Том 2. Летучие мыши. Вальпургиева ночь. Белый доминиканец

   — Денег у нас будет как дерьма! — запальчиво крикнул русский. — Разве серебряная статуя святого Непомука в соборе не

весит три тысячи фунтов? Разве не лежат в монастыре капуцинов миллионы драгоценных камней? Или, может быть, не зарыт во дворце Заградки клад с древней королевской короной?

   — На это хлеба не купишь, — отозвался голос дубильщика Гавлика. — Как это обратить в деньги?

   — Ерунда, — возликовал мгновенно оживший лакей, — а на кой тогда городской ломбард! В общем, какие могут быть сомнения, когда речь идет о благе всего человечества?!

Вспыхнул ожесточенный спор — кричали «за» и «против»; каждый хотел высказать свое мнение, только рабочие с фабрик по-прежнему хранили молчание.

Когда шум немного улегся, один из них встал и степенно заявил:

— Все эти разговоры нас не касаются. Это все человеческие речи. А мы хотим слышать голос Бога, — он указал на Зрцадло, — через него с нами говорит Бог! Наши деды были гуситами, они не спрашивали «почему?», когда слышали приказ: биться насмерть. Мы тоже не ударим лицом в грязь... взрывчатки достаточно. Можно все Градчаны поднять на воздух. Мы ее добывали фунт за фунтом и прятали. Пусть он скажет, что нужно делать!

Воцарилась мертвая тишина; все взоры обратились к Зрцадло.

В чрезвычайном возбуждении Поликсена припала к отверстию.

Актер, покачиваясь, поднялся, но не произнес ни слова; она посмотрела на русского, судорожно сцепившего руки, — казалось, он изо всех сил старался пронзить лунатика взглядом.

Поликсене вспомнилось слово «авейша», и она сразу угадала намерение кучера — возможно, неясное для него самого: он хотел сделать актера своим рупором.

И у него как будто получалось: Зрцадло уже шевелил губами.

«Нет, этому не бывать! — Она не имела ни малейшего представления, как подчинить лунатика своей воле, только вновь и вновь повторяла: — Этому не бывать!»

Нигилистические теории русского только слегка коснулись ее сознания — ясно одно: чернь хочет захватить власть!

При этой мысли родовая кровь восстала в ней.

Верным инстинктом она сразу поняла скрытую суть этого учения: давняя мечта «слуги» вознестись до «господина» — переворот, другими словами. Поликсена от всей души возненавидела имена авторов этих идей: Кропоткина, Михаила Бакунина, Толстого, причисленного ею сюда же; она не знала, что все

они неповинны в столь грубом, превратном толковании их мыслей.

«Нет, нет, нет — я — я — я не хочу, чтобы это произошло!» — Она скрипнула зубами...

Зрцадло довольно долго покачивался из стороны в сторону, словно две силы боролись в нем, пока наконец третья, невидимая сила не решила их спор в свою пользу; однако первые извлеченные им из себя слова звучали неуверенно и как-то робко.

Поликсена чувствовала свой триумф: она снова, хотя все еще не окончательно, одержала победу над русским кучером. И о чем бы сейчас ни заговорил лунатик — она знала: это ни в коем случае не прозвучит в пользу ее противника.

Внезапно актер спокойно и уверенно, как на трибуну, взошел на камень.

— Братья! Вы хотите слышать Бога? Любой из вас станет Богом, как только вы в это поверите.

Одна лишь вера превращает человека в Бога, всякая вещь станет Богом, стоит только в это поверить!

И если к вам обратится Бог, а вы решите, что это человек, то вы унизите божественное до человеческого. Почему вы не верите, что можете быть Богом? Почему не скажете себе: «Я — Бог, я — Бог, я — Бог»?

Если бы вы в это поверили, то вера ваша помогла бы вам. Но вы хотите слышать глас Бога там, где нет человека, — хотите чувствовать Его десницу там, где нет рук. В каждой руке, сопротивляющейся вашей воле, вы видите человеческую руку, в каждом голосе, противоречащем вам, — человеческий голос. В вашей собственной руке вы видите лишь человеческую руку, в вашем собственном голосе — лишь человеческий голос, но не десницу Бога, но не глас Бога! Как же Бог откроется вам, когда вы не верите в Него, не верите, что Он всюду?

Вы считаете: Бог вершит судьбу, и в то же время хотите стать властелинами своей судьбы. Выходит, по-вашему, можно стать властелином над Богом и одновременно остаться человеком?

Да, вы можете стать властелинами судьбы, но только если поймете, что вы — Бог, ибо лишь Бог может быть властелином судьбы.

Если же вы считаете, что вы лишь люди, и отделены от Бога, и отличны от Бога, и другие, нежели Бог, то вы остались непреображенными и судьба стоит над вами.

Вы спрашиваете: почему Бог допустил войну? Спросите самих себя: почему вы ее допустили? Разве вы не Бог?

Вы спрашиваете: почему Бог не открывает нам будущее? Спросите самих себя: почему вы не считаете себя Богом? Тогда вы бы знали будущее, ибо сами были бы его творцами, каждый своей части, а по части, творимой им самим, всякий мог бы узнать целое.

Но вы остаетесь рабами своей судьбы, и судьба катится, как сорвавшийся камень, а камень — это вы, камень, сложенный из песчинок, и вы катитесь камнем и падаете камнем.

И как он катится, и как он падает, так и форма его преобразуется непрестанно в соответствии с неизменными законами вечной природы.