Читаем Том 2. Машины и волки полностью

Лето тысяча девятьсот двадцать первого года, пятый год революции, было в пожарах, в зное. По суходолам в курганах выкапывают иной раз каменных баб во мхах, – нам, художникам, эти бабы – прекрасная красота; – но если поползти мельчайшему насекомому по груди каменной бабы, от груди к шее: – грудь бабы – путь насекомого – не будет ли весь в рытвинах и ухабах, в зное камня, в удушьи мхов, в томленьи, поте, в пустыне? – Надо стать в рост каменной бабы, чтобы увидеть, что она – прекрасная красота, – и – тогда преклониться пред ней, как кланялась мурома, мещера и веся. Но ведь и каменная эта баба, из раскопок – красота прекрасная! – и не знает того, не заметит ползущего, – хотя, впрочем, насекомое будет знать путь мхов и рытвин. – Кто станет в рост тысяча девятьсот двадцать первого года? Девятьсот девятнадцатый, обнаженный и голый, канул в историю, – приходил двадцать второй – –

Я художник, мне все – все равно. Я перебираю слова – Ростиславль, Тарусса, Кашира, Коломна, Гончары, Никола-на-Посадьях: старые слова мне, как монета нумизмату. Нумизматика слов – история. Если же повторять одно слово – Коломна, положим, – то это будет уже не город с историей в тысячелетье, с кремлем, с монастырями и нищими, на Астраханском тракте, – смысл слова утеряется, выветрится его содержание, – и останется только смысл звуков слова: Коломна – что-то такое, круглое, белое, облое, – совнарком – что-то такое крепкое, ночное, совиное – а гувуз – крик лешего – –

…Московский Кремль сед, во мхах. На Спасских воротах часы бьют интернационалом – – чтобы пройти в Кремль в лето тысяча девятьсот двадцать первое – –

…Но ведь я же ходил в город Росчиславль: там его зовут Расчислов. Небо над холмами, под холмом поемы, луга, Ока, леса за Окою, – древне, как тысячелетье, кругом. Нету города Ростиславля – и есть погост Расчислов, – и нету Расчисловых гор, потому что они выдуманы мною: в тысяча восемьсот шестьдесят восьмом году поставили новую церковь, тогда подрядчик перехитрил церковного старосту, – или оба сжульничали мужичьими пятаками, – съели церковь, по-современному выстроили из известняка церковную кордегардию. И все же на церкви надпись: – о том, что церковь сия поставлена на месте, где был некогда город Ростиславль, – город же Ростиславль построен был князем рязанским Ярославом в 1153 г., одновременно с городом Зарайском, для сына Ростислава. Это же, о том, что город Ростиславль в 1153 г. построен был, – рассказывает и попик. Попик рассказывает, как и погиб город: – в Смутное время Иван Заруцкий с Мариною Мнишек и с Ивашкой-воренком – подступили к городу, переправились через Оку вон там, пониже (так и зовется с тех пор это место Пристан), – спалили, разграбили, расчистили город дотла (так и зовется с тех пор город, – не город-Ростиславль, а Расчислов). Иван Заруцкий от Ростиславля хотел идти на Зарайск, но про то пронюхали мужики (так и зовется село Пронюхов

), – князь Зарайский вышел навстречу, дал сражение, – дрались в те времена секирами – так и осталась деревня Сикирина! – Вот и все о городе. В рязанских «Эпархиальных Ведомостях» писалось еще, что в городе Ростиславле собирались князья – тульские, рязанские, суздальские, – чтобы ходить бить мордву и мещеру. Вот и все о городе Ростиславле, – да и это, должно быть, все наврано!

И еще. В восьмидесятых годах какая-то княгиня – на памяти у стариков, но не помнят уже имени! – черная была, в черном, и с глазами, как угли – выгнала с погоста священника, задумала устроить монастырь, набрала скитниц, выискала заштатного попа, посылала сыновьям конногвардейцам по пяти тысяч, епископ рязанский Мелетий собутыльничал с ней, бумаги у нее были – царские. Выселять ее приезжал – вицегубернатор!

Вот и все.

Вот и все.

Город Расчислов. Город – корень слова: городить. И в тот год – – многое говорили! – – В тысяча пятьсот девяносто третьем году, пятнадцатого мая, когда убивали в Угличе царевича Дмитрия, ударили в Угличе в колокол. Ударивших в колокол Борис Годунов сослал в Пелым. Колокол же – казнил: отрубил ему ухо и, корноухого, сослал его в Сибирь. На колоколе надпись: «прислан из города Углича в Ciбipь взссылку в градъ Тоболскъ к церкви Всемилостиваго Спаса, что на торгу а потом на Софiской колокольнѣ был часобитный». В Революцию колокол возвращен в Углич, на прежнюю колокольню.

Был или не был город Ростиславль? – об этом я не читал в книгах. Коломна, Кашира, Тарусса – если повторять слово много раз, выветрится содержание и придет новый смысл – звука слова. Город Рос-чи-славль. Слова мне – как монета нумизмату. Нумизматика слов – история.

Рязань-баба!

Рязань-яблоко!

Мое имя – Борис, мне сказали, что имя это – разбойничье. Тот же шофер, Пугин, что ли, что украл сам у себя половину овцы, – назвал своего сына – Мотором.

Перейти на страницу:

Все книги серии Б.А.Пильняк. Собрание сочинений в шести томах

Похожие книги

Общежитие
Общежитие

"Хроника времён неразумного социализма" – так автор обозначил жанр двух книг "Муравейник Russia". В книгах рассказывается о жизни провинциальной России. Даже московские главы прежде всего о лимитчиках, так и не прижившихся в Москве. Общежитие, барак, движущийся железнодорожный вагон, забегаловка – не только фон, место действия, но и смыслообразующие метафоры неразумно устроенной жизни. В книгах десятки, если не сотни персонажей, и каждый имеет свой характер, своё лицо. Две части хроник – "Общежитие" и "Парус" – два смысловых центра: обывательское болото и движение жизни вопреки всему.Содержит нецензурную брань.

Владимир Макарович Шапко , Владимир Петрович Фролов , Владимир Яковлевич Зазубрин

Драматургия / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Советская классическая проза / Самиздат, сетевая литература / Роман
Прощай, Гульсары!
Прощай, Гульсары!

Уже ранние произведения Чингиза Айтматова (1928–2008) отличали особый драматизм, сложная проблематика, неоднозначное решение проблем. Постепенно проникновение в тайны жизни, суть важнейших вопросов современности стало глубже, расширился охват жизненных событий, усилились философские мотивы; противоречия, коллизии достигли большой силы и выразительности. В своем постижении законов бытия, смысла жизни писатель обрел особый неповторимый стиль, а образы достигли нового уровня символичности, высветив во многих из них чистоту помыслов и красоту душ.Герои «Ранних журавлей» – дети, ученики 6–7-х классов, во время Великой Отечественной войны заменившие ушедших на фронт отцов, по-настоящему ощущающие ответственность за урожай. Судьба и душевная драма старого Танабая – в центре повествования «Прощай, Гульсары!». В повести «Тополек мой в красной косынке» рассказывается о трудной и несчастливой любви, в «Джамиле» – о подлинной красоте настоящего чувства.

Чингиз Айтматов , Чингиз Торекулович Айтматов

Проза / Русская классическая проза / Советская классическая проза