Том 2. Обезьяна приходит за своим черепом; Приключения «Обезьяны»

Ганка обомлел. Даже и он не знал, что этот череп хранится у профессора на дому, ибо были у профессора, очевидно, какие-то свои причины прятать его даже от учеников. Впрочем, он вообще любил, чтобы результаты изысканий его появлялись неожиданно и были ошеломительны даже для самых близких людей. Вот поэтому последний раз этот череп года два тому назад демонстрировался на археологическом съезде, а потом пропал где-то в шкафах института. За эти два года профессор успел изрядно поработать над ним. Во-первых, череп был покрыт тонким слоем прозрачного лака, во-вторых, основательно расчищен от минеральных солей, а кое-где по линии трещин скреплён металлическими скобочками — так он напоминал бильярдный шар.

— Да, — сказал Гарднер, — а на портрете-то куда лучше.

Он повертел его во все стороны и зачем-то дунул в глазницу. Потом положил на стол, сел в кресло, сложил руки и с минуту просидел неподвижно, думая. Потом повернулся к Ганке:

— Ну вот, скажите о той работе, что мы с вами смотрели сначала. Так-таки ничего из неё и не было напечатано?

— Ничего, — ответил Ганка.

— Ничего? — спросил Гарднер с каким-то особым выражением, значения которого Ганка не понимал.

Тут в дверь постучали.

Гарднер быстро взял газету, накрыл ею череп и только потом сказал:

— Войдите.

Но это был только Ланэ. Он держал какой-то свёрток и сейчас же протянул его Гарднеру:

— Вот, — сказал он.

Ганка посмотрел на него. Ланэ казался сильно взволнованным, но, может быть, он просто бежал и запыхался. Шляпы на Ланэ не было, галстук сбился в сторону, чёрное дегтярное пятно ползло по рукаву. «Опять куда-то зачем-то посылали этого дурака. Что он такое принёс?»

— Нашли? — спросил Гарднер.

— Вот, — повторил Ланэ.

— Отлично! — похвалил Гарднер. — А почему у вас такой вид? Где были?

Ланэ покосился на Ганку и что-то замялся. Гарднер посмотрел на них обоих и вдруг засмеялся.

— Ох, Ганка, он ведь вас боится! Смотрите, даже говорить не хочет... Честное слово, боится. Ну же, ну же, Ланэ!

Он уже быстро срывал бумажные листы один за другим со свёртка и наконец бросил на стол чёрный, обугленный предмет — не то камень, не то хлебную корку, неправильно-сферической формы. Затем снял газету с «красной леди» и положил на неё и эту обуглившуюся, покоробленную временем кость. Так они лежали вместе — большой розовый череп и чёрный круглый костяной обломок.

— Ну вот и гейдельбержец тут, — сказал он ублаготворенно, — вся компания, значит, альфа и омега. Низшие и высшие. Всё тут, у меня на столе. Теперь пусть разбираются, кто от кого.

Он снова обернулся к Ланэ.

— А что у вас плечо в чём-то чёрном? Ездили куда-нибудь? Куда же?

— Нет, — сказал Ланэ и опять покосился на Ганку.

— Ага, нет, — качнул головой Гарднер.

— Он лежал на чердаке, — вдруг воровато сказал Ланэ. — Только я и знал, где. Мне мадам Мезонье сказала.

— Ага, — опять кивнул головой Гарднер. — Ну, спасибо, спасибо! Ценю. Идите отдыхайте.

Ланэ ушёл, и Гарднер сам притворил за ним дверь.

Потом вернулся к столу и, словно встряхивая что-то, ударил ладонью об ладонь.

— Мерзавец! — сказал он крепко и искренне. — Труп господина ещё не успел остыть, а слуга уже растаскивает его ночные рубахи... Теперь слушайте, Ганка. — Он огляделся по сторонам. — Слушайте и молчите. Вот всё это, — он сделал короткий энергичный жест одним пальцем, — мы с вами уничтожим.

— Всё? — спросил Ганка, не удивляясь.

— Всё, всё, — подтвердил Гарднер тем же чуть пониженным голосом. — Всё, что есть в этом доме: мебель, склянки, вилки, бутылки, бумаги. Бумаги-то в первую очередь, конечно. Всё в огонь!

— Я думал, в первую очередь черепа, — негромко сказал Ганка.

Гарднер быстро и остро посмотрел на него.

— Зачем же черепа? — сказал он недовольно. — Черепа я возьму с собой. По всей вероятности, их сдадут на хранение в какой-нибудь имперский музей.

— А госпожа профессорша что же? — вдруг совершенно не к месту спросил Ганка.

Гарднер удивлённо посмотрел на него.

— А что госпожа профессорша? Вот ей дадут автомобиль, она сядет и уедет. Но вот вы меня о Ланэ ничего не спросили. Он-то что будет делать? Или вы так на него сердиты, что и знать о нём ничего не желаете? Кстати, как вы считаете, негодяй он или нет?

— Почему же негодяй? — тупо спросил Ганка.

От этого разговора, полного недоговорённости, от мысли, которая не давала ему покоя с утра, от быстрой перемены ситуации у него шумело в голове и такое было ощущение, словно вертится в мозгу, треща, огромный жестяной вентилятор. Он посмотрел на Гарднера. На Ганку начинало находить то состояние расслабленности и безразличия, которое он испытал уже однажды. Он стоял перед Гарднером, глаза у него были широко открыты, но рука не тянулась к карману.

Не тянулась! Не тянулась! Не тянулась! Вот в чём дело: не тя-ну-лась...

Гарднер смотрел на него, улыбаясь, и на ответе отнюдь не настаивал.

— Негодяй, негодяй он, Ганка, — сказал он наконец, — негодяй, это он отравил профессора, а сейчас бегает и ищет, куда бы плеснуть бензину. Понимаете?

— Нет, — ответил Ганка.

Гарднер встал и положил на его маленькую, худую ручку свою широкую, мягкую ладонь.