Том 2. «Проблемы творчества Достоевского», 1929. Статьи о Л.Толстом, 1929. Записи курса лекций по истории русской литературы, 1922–1927

Что касается косвенных достижений символизма, то они очень велики. Во французской поэзии была принята эстетизация. Малейшее недопустимое, по их мнению, слово оскорбляло. (Это имело как положительную, так и отрицательную сторону.) Символисты сразу восстановили свободу слова, сделали слово свободным. То же они перенесли на ритмы, метры и жанры, вообще на форму. Появились малые формы. Одним из замечательнейших представителей малой формы является Метерлинк. Он создал миниатюрные драмы, построенные не столько на коллизии, сколько на символическом соотношении рядов и их противопоставлении^{198}. То же замечается и в прозе. Конечно, говоря о косвенных достижениях символизма, нужно сказать, что многое сделали в этом отношении декаденты. Но у декадентов все новшества были направлены на эффект, на скандал; это были новшества ради новшеств, что никогда не прививается. У символистов же новшества нашли глубокие основания; они знали, что делают. Таков французский символизм и его эстетическая сторона.

Немецкий символизм

В Германии символизм принял несколько другую форму, чем во Франции. Главные представители его — Стефан Георге, Райнер Мария Рильке, Рихард Демель и Гуго фон Гофмансталь.

Стефан Георге — одна из крупнейших культурных фигур современной Германии. В своем творчестве он типичный германец: эстетизм смешал с мировоззрением. Мировоззрение его очень туманно, но во всяком случае он символист второго типа: требует, чтобы символ осуществлялся во всех областях жизни, мысли и творчества.

В области языка и жанра Георге сделал также очень много. В немецком языке существительное всегда пишется с большой буквы, что создает известную окаменелость. Георге же считает, что грани между вещами не должно быть, что вещи должны проникать друг в друга. Поэтому он решил отказаться от правила правописания существительных и от ряда других грамматических правил. Талант Георге чрезвычайно велик, его новшества даны в очень продуманной форме и поэтому укоренились. Из Георге вышли современные экспрессионисты^{199}.

Для Рильке характерно стремление к иератическому символизму. Поэтому он вернулся к средним векам и к Данте. Он гораздо сдержаннее Георге, но поэтические методы, мировоззрение, иера-тичность делают его представителем символизма.

Рихард Демель — другая разновидность немецкого символизма. Это уже поэт ницшеанского типа.

Гофмансталь обновил старые формы и создал новые.

Вот это — наиболее крупные немецкие символисты.

Нужно сказать, что в Германии Ницше играл гораздо меньшую роль, чем во Франции и в России. В России символизм сразу связал себя с Ницше. Влияние Георге очень слабо. Он оказал некоторое влияние лишь на Вяч. Иванова. И только в самое последнее время немецкое влияние опять возрождается.

Русский символизм

Эпоха, когда впервые появились новые веянья в России — это вторая половина 80-х годов. Возникают два новых течения: символизм и марксизм. В марксизме выступало на первый план широкое приятие явлений культуры, даже таких, как духи, крахмальное белье, кабачки и т. п. Потом он ассимилировался, смешался с народничеством, тогда как вначале всецело отрицал его. В это время особо поражал в марксизме его глубокий оптимизм, который он внес, главным образом, в экономический механизм. Всему плохому марксисты просто радовались. Терпят голод, нищету, порабощение — очень хорошо: это способствует нарождению пролетариата. Оптимизм марксистов сокрушал аскетизм народников. Представителем таких марксистов теперь является их младший современник — Луначарский^{200}. От современных марксистов он далек, и правительство вполне право, что недоверчиво к нему относится.

Сначала пути марксистов и символистов были общими, и, странный оптический обман, их тогда не различали.

Первыми поэтами-символистами были Брюсов, Бальмонт, Сологуб, Вячеслав Иванов и Андрей Белый^{201}

.

Валерий Брюсов

Брюсов — первый из русских символистов — стремился провести резкий разрыв со старой поэзией.

Поэтические сборники

«Русские символисты». В этих первых своих сборниках Брюсов прежде всего шел на общественный скандал и действительно произвел большой фурор. При своем небольшом художественном значении эти сборники все же пробудили внимание русской мысли к западноевропейской поэзии. Брюсова бранили, но говорили: «Посмотрим, что это за Бодлер, о котором говорит этот дурак», — и раскрывали книгу.