Том 2. Стихотворения 1961–1972

Очень сбивчив.Очень забывчив.Некрасивую голову сбычив,обижается и смолкаети, как черный сухарь,намокает чаем дум своих невеселых.Тих, задумчив, печален, грустен,в дружбе — вял,в общении — труден.Каждый звук с каким-то хрустому него вылетает из глотки.Что-то копит он и лелеет.Искра в нем какая-то тлеет.Накаляется он и злеет.Скоро скажет.Скоро скажет то самое слово,что в пылу вдохновенья злогособирал по буквам.

Для того на всем экономил,чтобы выйти со словом новым.Вот свинтил его или вырастил —что-то им осветил и выразил.Он теперь подобреет.

«Которые историю творят…»

Которые историю творят,они потом об этом не читаюти подвигом особым не считают,а просто иногда поговорят.Которые историю творят,лишь изредка заглядывают в книгипро времена, про тернии, про сдвиги,а просто иногда поговорят.История, как речка через сеть,прошла сквозь них. А что застряло?Шрамы.Свинца немногочисленные граммы.Рубцы инфарктов и морщинок сечь.

История калится, словно в тигле,и важно слушает пивной притихший зал:«Я был. Я видел. (Редко: „Я сказал“.)Мы это совершили. Мы достигли».

ЧУЖОЙ ДОМ

Я в комнате, поросшей бытиемчужим,чужой судьбиной пропыленной,чужим огнем навечно опаленной.Что мне осталось?Лишь ее объем.Мне остаются пол и потолок,но пол не я в смятении толок,и потолок не на меня снижался,не оставляяни надежд,ни шансов.Ландшафт, который ломится в окно,

не мной засмотрени не мной описан.В жилой квадрат я до сих пор не вписан,хотя живу шесть месяцев. Давно.Когда уеду, здесь натрут полы,сотрут следы кратчайшего постояи памятью крепчайшего настоянемедля брызнут стены и углы.И дух его, вернувшийся домой,немедленно задушит запах мой.

«Старость — равнодушье. Постепенно…»

Старость — равнодушье. Постепенноне касаются, не задевают,попросту не интересуютте дела и люди,города и годы,что когда-то интересовали.Старость не сравнить с поездкой.Думаешь, но не о том, откуда

и, конечно, не о том, куда                                            доедешь,а о том,             как едешь.О купе в вагоне полужестком,или жестком,или, окончательно, жестоком,о спитом вагонном чае.Едешь, на вопросы отвечая,но не задавая,и душа твоя полуживая,постепенно остываяк прежде волновавшим интересам,в охлаждении своем жестокомне интересуется итогоми не забавляется процессом,а дрожит, как провода под током,под вагонных обстоятельств прессом.

ЛИНИИ ЖЕЛЕЗНЫХ ДОРОГ