В другом месте А. К. Воронский уже давал «Стансам» развернутую негативную оценку: «Очень хорошо, что Сергей Есенин, хотя и с большим запозданием, решил стать певцом и гражданином “великих штатов ССР” и “тихо” засесть за Маркса: поучиться у Маркса многим и многим из наших поэтов в самом деле давно пора. И можно бы после “Москвы кабацкой” только порадоваться “прозрению” поэта. Беда, однако, в том, что стихи во имя Маркса просто плохи: “стишок
“Стансы” С. Есенина отнюдь не случайность. Они характерны для нашего времени и поэтому на них следует остановиться. Нам неоднократно приходилось указывать на весь вред от литературного цуканья, когда от художника требуют марксизма и коммунизма целостного, законченного и завершенного, именно на все 100%. <...> Не так давно от одного из сторонников этого направления довелось услышать такое замечание: “Пусть пишут неискренно, но пусть дают нужные вещи”. Такая “установка” в нашу пору, к величайшему сожалению, находит себе сторонников и уже начинает приносить, как выражались раньше, свои горькие плоды. <...> “Стансы” С. Есенина тем именно и показательны, что в них есть попытки внешние, показным образом приспособиться к нашим пуританам. Они же вскрывают и всю несообразность формулы: пусть пишут неискренно, но пусть пишут нужные вещи; они неискренны, потому плохи и потому ненужны.
Таких “стишков”, рассказов и повестей пишется сейчас изрядно. Это — прямая опасность для литературы. Внешне, на виду у нас может казаться все благополучным; будет все по форме — и Маркс, и Ленин, и индустрийная мощь; а на деле — расхождение показного творчества с внутренними потенциями художника, с его эмоциями и мыслями» (альм. «Наши дни», М.–Л., 1925, № 5, с. 305–309; выделено автором).
Вскоре на эту инвективу А. К. Воронского откликнулся в Париже С. И. Португейс: «Сергей Есенин решил, наконец, остепениться, т. е. приняться за изучение “Капитала”. Об этом он счел нужным поведать миру в “Стансах”, напечатанных в газете “Заря Востока”. Выдержки из этого стихотворения мы находим в № 5 альманаха “Наши дни” <процитированы так же, как и в “Наших днях”: 2-я, 3-я, 6-я, 7-я и три последних строфы; напомним, что ст. 37 содержала в этой цитате неесенинское слово “болванам”>. Чего, казалось бы, лучше? А вот подите же: советская критика все еще недовольна. В той же книге “Наших дней” А. Воронский подвергает приведенное стихотворение самой беспощадной критике. <...> Бедный Есенин» (газ. «Звено», Париж, 1925, 24 августа, № 134; подпись: Ст.).
Благодаря парижскому критику извлечения из «Стансов» достигли читателей русского зарубежья. После того как они, по словам И. А. Бунина, «случайно попались» ему «на глаза», он дал им такую оценку (имея в виду прежде всего шестую и седьмую строфы произведения):
«Эти хвастливые вирши <...>, принадлежащие некоему “крестьянину” Есенину, далеко не случайны. <...> И какая символическая фигура этот советский хулиган и сколь многим теперешним “болванам”, возвещающим России “новую эру”, он именно чета и сколь он прав, что тут действительно стоит роковой вопрос: под знаком старой или так называемой новой “эры” быть России и обязательно ли подлинный русский человек есть “обдор”, азиат, дикарь или нет? <...> ...современный советский стихотворец, говорю еще раз, очень показателен: он не одинок, и целые идеологии строятся теперь на пафосе, родственном его “пафосу”, так что он, плут, отлично знает, что говорит, когда говорит, что в его налитых самогоном глазах “прозрений дивных свет”. При всей своей нарочитости и зараженности литературщиной он кровное дитя своего времени и духа его» (газ. «Возрождение», Париж, 1925, 12 октября, № 132).
В стихотворении «1 мая» (1925) Есенин ответил своим оппонентам так: